– Майя, на больных грех обижаться. Они всех ненавидят. Его мамаша всё время нашу бабу поедом ела. Как встретит, так и начинается:
– Верку-то хорошо кормишь, она у тебя родная, а Витьку-коротышку, как попало. Он ведь приёмыш, ему и кислая капуста сгодится. Это от твоей кислятины он такой маленький и ни черта не растёт! Дохлый весь и светится! Гавкала сука до тех пор, пока ей дочка в подоле не принесла. Да не просто принесла, а принесла карлика.
После маминого откровения, экзерсисы Ивашкина меня совершенно перестали трогать, да и работать вскоре я стала с ним в разные смены. С Перебейносом всё было куда печальнее. Этот экземпляр, прикативший в Сибирь в наши Залупцы в начале восьмидесятых из Бендер, был куда непредсказуемее и подлее.
Он обожал явиться в три часа ночи (и сорокаградусный мороз ему не был помехой) на перрон и проверить, насколько старательно я исполняю свои должностные обязанности, суть коих была до тошноты простой. Пришёл пассажирский поезд, его нужно встретить, стоя на перроне. А дальше наряд милиции (это два постовых) был обязан данный состав «обработать» (т.е. весь, от головы до хвоста пройти туда и обратно, если, конечно, время стоянки позволяло сие осуществить). После «променажа» нам надлежало вновь «пастись» на перроне вне зависимости от погодных условий до тех пор, пока поезд не сделает «ту-ту».
В одну из таких вот ночей ноги я и обморозила. Перебейнос, упиваясь собственной властью, стоял вместе со мной на жутком морозе все тридцать пять минут, до тех самых пор, пока очередной пассажирский не показал нам свой хвост.
– Лисицына, ты когда в органы шла, о чём думала? Здесь тебе не хухры-мухры, а строгая дисциплина! А ты, Лисицына, всё время её нарушаешь. Вот и сейчас нарушаешь форменный Устав. Если мёрзнешь, опусти уши у шапки, но не так, как ты это сделала, а завяжи их под подбородком. А если тебе кажется, что уши под подбородком – это некрасиво, то подними их и завяжи так, как положено по Уставу – сверху шапки. Чего они у тебя свободно болтаются? Завяли? Отпали? Или, может, ты не знаешь, как шапку форменную носить?
Устав от систематического гнобежа Перебейноса, я всеми фибрами души начала грезить уголовным розыском. «Да-а-а, уголовка – это Настоящая Работа! Сплошная романтика и движняки, куча всего интересного, а главное – работа людям пользу приносит. К тому же начальник у них – мужик хороший», – дни напролёт думала я. Именно такой рисовалась мне жизнь среднестатистического опера.
– Маечка, зачем тебе наши печали? Уголовка – это не женских ручек дело и уж точно не женской головки, – усмехались опера, глядя на меня – желторотую пигалицу метр пятьдесят пять ростом.
Мой пыл остудил беглый просмотр фотоальбома со «жмурами». Особенно впечатлили и надолго врезались в память два фото: на первом – крупным планом висельник, болтающийся на железнодорожной эстакаде, на втором – бабушка в ведёрках. Не повезло старушке, оказалась между двумя скорыми поездами, её останки долго собирали лопатами и совками.
Фотоальбомчик подействовал на меня, словно ритуал «Вуду». Впечатлившись буднями