– А кто там у тебя сидит?
– Сосед. Кто там еще может быть?
– Какой? Который напротив живет? – она презрительно поморщилась. – Не в моем вкусе. Такого не надо. Метр с херчиком.
Позади нее на стене висит картина. Улицы итальянского города затоплены водой. По ним плывут гондолы с музыкантами и целующимися влюбленными.
– А ты Олечку звала?
– Звала, я всегда всех зову.
– Не придет?
– Ты ведь ее знаешь. Интеллигенция вшивая. Мы им не пара. Они о нас вспоминают, когда им от нас что-то надо.
За окном завывает вьюга, он сидит один на кухне. Вскипела вода, он заварил себе чай.
Войдя на кухню, муж Юли сложил руки в замок и хрустнул пальцами. Он внимательно посмотрел на пожилого баптиста и спросил:
– Николай Иванович, а вам Новый год можно праздновать?
– А кто нам запрещает? Мы сегодня также собрались в церкви. Поблагодарили бога за то, что он нам дал в уходящем году. Попросили благословения на будущий год.
Старик посмотрел на татуировку на его руке. Неодобрительно покачал головой и спросил:
– Костя, вот зачем надо было портить такое красивое тело? Это ведь на всю жизнь.
– Это по молодости.
– А сейчас ты старый?
– Когда я спортом занимался. Когда первый раз медали на соревнованиях выиграли. Сейчас я бы себе не сделал.
Открыв холодильник, Костя достал и поставил перед ним торт. Баптист Николай Иванович Худяков с удовольствием отрезал кусок. Он был большим сладкоежкой.
– Вы говорите про татуировки на всю жизнь. У нас на работе одному оленю на лбу вырезали слово из трех букв.
– За что это? – удивился Николай Иванович, облизывая крем с губ.
– За языком не следил. Его давно предупреждали.
– У вас там строго. А ты точно решил увольняться?
– А что на этом заводе ловить? Скоро развалится совсем.
– А куда пойдешь? Сейчас работу найти трудно.
Взяв со стола сигареты и зажигалку, Костя толкнул дверь на балкон. Внизу на сверкающей огнями площади плясали люди.
– Меня мои пацаны в бригаду давно зовут. Хоть к Сироте, хоть к Напарнику.
– Кем?
– Первое время, по-любому, просто быком. Сразу кем-то тебя никто не возьмет.
Услышав плач, Юля поставила бокал с соком и поднялась из-за стола. Она прошла в свою комнату, где плакала и вертелась в кроватке Алиса.
– Ты что проснулась? Тоже праздновать хочешь?
Взяв ее на руки, она села в кресло и стала расстегивать пуговицы на груди. Алиса прикусила недавно прорезавшимися зубками ее сосок и умолкла. Поморщившись от боли, Юля убрала у нее со лба мокрые волосы.
– Бессовестная! – упрекнула она улыбающуюся шалунью. – Маме ведь больно.
…Проводив и уложив гостей, Люба стала мыть посуду. Собрала кости в пакет и положила возле двери, чтобы утром не забыть.
– Собачкам надо завтра отнести.
Его отец почти всю свою долгую жизнь просидел на