Просвещенное время. Алексей Писемский

(огорченным голосом). Слышал это я, ветреница этакая! Кто им нынче в душу влезет! Горевать вам, впрочем, много нечего, по пословице: «Было бы болото, а черти будут!»

      Дарьялов (усмехаясь). Значит, много этих чертенят?

      Прихвоснев. Много… В один мой увеселительный сад сколько их ездит! Вот даже теперь со мной несколько фотографических карточек имею, выпросил у некоторых, будто на память себе! Хотите полюбопытствовать?

      Дарьялов. Кажите!

      Прихвоснев вынимает из кармана несколько фотографических карточек и подает Дарьялову.

      Дарьялов (рассматривая их). Это кто такая, например?

      Прихвоснев (с гордостью). Горничная одна.

      Дарьялов (внимательно всматриваясь в карточку). Прелесть что такое!

      Прихвоснев. Да-с; лучше, пожалуй, другой благородной.

      Дарьялов (продолжая рассматривать карточки). А эта толстогубая?.. Точно негритянка какая.

      Прихвоснев. Толстогубая эта – дочка статского советника.

      Дарьялов. Уж и дочка статского советника. Врет ведь как!

      Прихвоснев. Верно, так-с.

      Дарьялов. Но это что еще за госпожа? Красками даже себя расписала. Не молодая уж, видно! И набеленная, должно быть, нарумяненная?

      Прихвоснев. Это есть немножко! Подрисовывается! Жена тут одного богатого купца, и женщина, надо полагать, этакая стыдливая, самолюбивая: в сад ко мне ездила по вечерам с одним господином, часу уж в двенадцатом, и то под вуалью.