– Саня говорил мне, что заражение не передаётся через укус, это правда?
Доктор помолчал некоторое время, словно раздумывая, в пределах допустимого ли моя любознательность.
– Правда, – наконец кивнул он.
Сердце неприятно сжалось. Нет, несомненно, это было хорошей новостью, и я догадывалась об этом. Но как теперь, подскажите, смириться с собственной памятью?
– Получается, что он действительно погиб зря, – я до боли закусила губу.
– Кто погиб зря? – настороженно поинтересовался доктор.
– Мой муж, – как можно спокойнее пояснила я. – Его укусили, и он думал, что заразился. Он предпочёл не подвергать меня опасности, не хотел ставить перед выбором. Он просто… остался, чтобы умереть. Умереть не самой приятной смертью.
Надо же, я рассказывала эту историю всего единожды, но в этот раз мне было несравнимо легче. Я не могла быть уверена, что произнесённое мною могло как-то тронуть этого человека, но я на это подсознательно надеялась.
– Вот как, – задумчиво изрёк он. – Ты не писала об этом…
– Я много о чём ещё не писала в той тетради, – заметила я. – Мы были женаты всего два года, но я безвозвратно потеряла часть себя, когда он погиб. Каждый шаг, что я сделала после его смерти – это доказательство того, что его жертва не была напрасной… И только сейчас я поняла, что всё это было в действительности зря.
Медленно подойдя к столу, Роман Александрович выключил настольную лампу. В кабинете стало ещё темнее. Сглотнув горячий комок в горле, я продолжала стоять на месте и ждать хоть какой-то реакции, но мужчина не спешил нарушать тишину. Он упёрся руками в столешницу и размеренно постучал носком своего ботинка по полу, словно отсчитывая какое-то одному ему известное время. За эти долгие мгновения я успела прокрутить тот самый вечер с Томасом в лесном домике, где я оставила кольца, пытаясь поставить точку в этой истории. Жалела ли я, что оставила их там? Иногда да, но всё чаще нет. Со временем всё менялось так мгновенно и стремительно, что те воспоминания неоправданно быстро отошли на дальний план. Наверное, я не должна была чувствовать себя плохо из-за этого или считать себя какой-то неправильной.
– Зачем ты рассказала мне об этом? – устало спросил доктор.
– Я хочу, чтобы ты понял, что для меня значит Том, – я смело заглянула ему в глаза. – После того, как я потеряла того, кого любила – он стал моей новой семьёй. Не найди я его, я бы вряд ли сейчас была жива. Осуждаете вы это или нет – он единственное, что у меня есть. Поэтому я прошу…
– Ты просишь не того, кого следовало бы, – мягко перебил меня Роман Александрович.
– Командир вряд ли будет меня слушать.
– И то верно, – подтвердил мои опасения мужчина. – Но и моё слово здесь ничего не решает. Я ничем не могу тебе помочь. Даже если бы хотел.
– А ты, стало быть, не хочешь? – улыбнулась я грустно, чувствуя, как на глазах выступили слёзы.
Доктор промолчал. Он задумчиво отвёл взгляд и глубоко вздохнул.
– Я – не Саня, – наконец подал он голос. – Я не готов