– Этого не может быть, – прошептал Габриэль. – Я люблю ее.
Но ответом ему была тишина. Быть может, ему показалось? Быть может, это были просто слова старого дворецкого, произнесенные в предсмертном бреду…
Нескоро Габриэль смог вернуться к кровати старика, а когда вернулся, то Жан Готье был уже мертв. Де ла Кастри понимал, что ему следовало вынести слугу из дома, отыскать семейное кладбище, которое, как подсказывало ему сердце, находилось где-то в заколдованном лесу, и похоронить старика там. Но он так и не нашел в себе сил сделать это. К тому же у него совсем не осталось времени. Ужасаясь собственному поступку, Габриэль протянул руку, давая Джорджу возможность вскарабкаться ему на плечо, и вышел на улицу, прикрыв за собой дверь.
Все встало на свои места. Эта невероятная любовь, которая вспыхнула между ними; тот факт, что они повстречались, когда Габриэль находился на перепутье и нуждался в ее помощи; то чувство, что под ее опекой ему нечего было бояться. Она была его «женщиной де ла Кастри» – женщиной, которой с рождения было суждено стать его женой. И как он сразу не вспомнил об этом? Видимо, Дима как всегда зрил в корень, обзывая его тупым.
В детстве Катрин не раз потчевала его рассказами о «женщинах де ла Кастри». Каждому Верховному Правителю была предназначена лишь одна супруга, с которой он мог быть счастлив; одна настоящая любовь на всю жизнь. Проблема была лишь в том, что никто из Герцогов не знал, в какой период своей жизни он повстречает ту единственную, чья жизнь будет делиться на «до» и «после» встречи с ним. Так Франсуа де ла Кастри отдал бы все на свете, чтобы встретить свою Жустен хотя бы на пару десятков лет раньше.
Правда в пересказе матери легенды о «женщинах» носили мрачный оттенок. Катрин говорила о Герцогинях, как о мученицах и заложницах замка, чьи истории любви всегда были наполнены горем, одиночеством и страхом. Сейчас, вдыхая свежий лесной воздух, Габриэль не верил Катрин, не верил, что любовь, возникшая между ним и Изабелл, могла повлечь за собой боль для одной из сторон. В своем эгоизме он не видел, что Иззи уже страдала из-за него, разрываясь между мужем и своим предначертанием.
Габриэль огляделся. Несмотря на свою слепую веру в то, что он никогда не причинит любимой женщине вреда, его мучили странные предчувствия, словно крохотный червячок копошился внутри его чрева. Если бы только эти деревья, эти гордые исполины, пробившие корнями каменную кладку площади, могли успокоить его, дать совет!
– Лучше бы не уезжать, – прошептал он и услышал, как толстые жвала щелкнули возле самого уха. Однако Габриэль так и не услышал в голове паучьих мыслей. Возможно, пауку были незнакомы такие тонкие человеческие эмоции как смятение, предчувствие скорой неминуемой беды. – Ты-то без меня не пропадешь.
Нет, хозяин.
– Возвращайся в замок и оставайся там. Когда я вернусь…
Габриэль замолчал. Какой-то намек