крепче дыма табака.
Пишет девочка прилежно,
отнимается рука.
Отдохни чуть-чуть, малышка.
Почерк ровный и простой.
Ведь стихи – не передышка
в долгом странствии домой.
Чтобы больше не марала
тишиной свою тетрадь.
Русский стих – не так уж мало,
чтобы им пренебрегать.
2017
«Как Вальтер в Эдинбурге…»
Как Вальтер в Эдинбурге,
я в Мурино живу,
где в морду хлещут вьюги,
обгладывая мглу.
В моем подполье глухо,
лишь тараканий бег,
и кто-то дышит в ухо:
не волкодав твой век.
Твоя узда надёжна,
бессмысленна, как труд:
живи благонадежно,
и нечего нам тут.
На кухне чайник свищет.
В постели спит жена.
Кто истину не ищет?
Кому она нужна?
Кроши махорку в ступе
и слушай старый блюз.
Однажды март наступит,
зиме придёт аншлюс.
Циклична эта мука,
вторична и стара —
исчадие досуга
на плоскости стола.
Страдаешь и рифмуешь,
и пьёшь, не закусив.
И, может, существуешь.
По выбору курсив.
2019
«Нам хочется, чтоб нас любили задарма…»
Нам хочется, чтоб нас любили задарма,
как любят распиздяев иностранки,
в чьих инстаграмах фотошоп, а не зима
от юга Бутово до Малой Якиманки.
Пусть в полдень на Тверском колючий снег
кружит, качаясь в воздухе устало.
Спешит на пары институтский имярек
в печали псевдо интеллектуала.
В литинститутах онанисты правят бал,
бунтарствуют в припадке пубертата.
Силлаботонике объявлен трибунал.
Что тут сказать? Ума у них палата.
Конец истории. Банальщина. Рубеж.
Предчувствие беспамятного века.
Что человек? – парабола, гипербола, падеж,
шестое чувство в духе Уэльбека.
Кругом промозглая столичная зима.
Я говорю, стихи не пишутся иначе.
Стихи не пишутся от горького ума,
от недостатка оного тем паче.
Стихи не пишутся, совсем наоборот,
стихи мерещатся, встают перед глазами
простоволосы, как есенинский народ,
уничтожаемый большевиками.
Стихи встают, и время упраздняет дрожь,
приобретая очертанья палимпсеста,
и очевидно: проза жизни – это ложь,
пустое, потому святое место.
2019
«Вот-вот я выйду на подмосток…»
Вот-вот я выйду на подмосток,
как Пастернак, но недоросток
без дачи, премии, вождя,
без шляпы с тростью и плаща.
И речь моя грубее, проще,
в ней нету сипа дачной рощи,
Конец