Сергей Петрович Хозаров и Мари Ступицына. Алексей Писемский

помещались двое гадких ее постояльцев. В комнате их, как и в будуаре сибарита, ничего не было, кроме двух диванов, одного стола и стула. Эти два человека жили, кажется, очень дружно между собою и целые дни играли в преферанс, принимаясь за это дело с самого утра и продолжая оное до поздней ночи. По наружности они были частью схожи: оба были одеты в страшно запачканные халаты, ноги одного покоились в валеных сапогах, а у другого в калошах; лица были у обоих испитые, нечистые, с небритыми бородами и с взъерошенными у одного черными, а у другого белокурыми волосами.

      Во время прихода Татьяны Ивановны они были за обычным своим делом, то есть играли в преферанс. Хозяйка вошла к ним в нумер с физиономией гордой и строгой.

      – А вы уж с раннего утра и за карты! И праздника-то на вас нет, греховодники этакие, – сказала она, подходя к столу.

      На эти слова игроки ничего не отвечали.

      – Ты в чем играл? – спросил один из них товарища.

      – В червях – без одной, – отвечал другой.

      – Нечего тут в червях; денег давайте лучше, – проговорила хозяйка.

      – Купил, – сказал один игрок.

      – Бубны, – перебил его партнер.

      – Да что это, глухи, что ли, вы стали? Я пришла за деньгами.

      – Пас и не приглашаю, – сказал игрок.

      – Бесстыдники этакие! Еще благородные, а хотят чужой хлеб даром есть.

      – Ну, ну, потише, почтеннейшая! – сказал один из постояльцев. – Куплю.

      – Нечего потише… Что вы, племянники, что ли, мне, вас даром держать?

      – Пикендрясы, – проговорил его товарищ.

      – Да что я вам на смех, господа, что ли, далась? – сказала, начиная не на шутку сердиться, Татьяна Ивановна. – Сегодня же извольте съезжать, когда не хотите платить денег, а не то, право, в полицию пойду, разорители этакие!

      Среди игры, среди забавы,

      Среди благополучных дней! –

      запел один из игроков.

      – Бескозырная, – прибавил он.

      – Вист с болваном, – отвечал другой и тоже запел:

      Среди богатства, чести, славы!

      Татьяна Ивановна совершенно вышла из себя и плюнула.

      – Провалиться мне сквозь землю, если я дам вам сегодня обедать; топить не стану; вьюшки оберу, разбойники этакие… грабители… туда же в карты играют: милостинками, что ли, друг другу платить станете? – говорила она, выходя из нумера.

      – Ваня, – сказал один из постояльцев, – гривенник есть у тебя?

      – Есть, – отвечал другой.

      – Ладно, а то, брат, дура-то не пришлет обедать.

      – Ничего… Хлеба купим… Пики!

      Между тем Татьяна Ивановна отправилась в другой нумер, в котором проживал ее постоялец так себе – танцевальный учитель; он, худой, как мертвец, лежал на диване под изорванным тулупом.

      – Что, вам лучше ли? – сказала, войдя, Татьяна Ивановна. Больной кивнул отрицательно головой.

      – Да вы бы в больницу ехали.

      – Завтра.

      – Да что завтра? Вот уже третий месяц говорите все: завтра.

      – Денег нет!

      – Продали бы что-нибудь.

      – Все уже продано.

      – То-то