Но ежели разсудить, с какою обыкновенно силою однажды напряженное воображение начинается и продолжается, то удивиться надобно твердости духа, с коим сочинительница посредством глубокаго размышления и беспристрастнаго изследования от таких предразсудков могла освободиться. При всем том, однако ж, сия редкая духа твердость не так бы скоро могла знаменитую сию женщину привести на истинной путь, ежели бы непоколебимыя ея правила нравоучения, на которых основывается мудрый ея закон, не подали ей помощи. Сие легко усмотрится по прочтении со вниманием записок 1779 года. Хотя она в то время питала в себе высочайшее мнение о Калиостре, хотя душа ея преисполнена была пустою надеждою видеть духов, и хотя она в сих мыслях имела неограниченную доверенность к сему чудотворцу, однакож нежное ея и добродетельное чувство ни на одно мгновение ока ее не оставляло. Сие чувство тотчас открыло ей глаза в разсуждении сего обманщика, когда он нечаянно некогда снял с себя личину высокия добродетели, чрез которую он и доверенности ея удостоился; а имянно она приметила в нем некоторую склонность к мщению. Сие благородное расположение души, сие неповрежденное чувство нравов напоследок такую возымело силу в добродетельном сердце Элизы, что обманщик сей уже в настоящем своем виде взору ея представился. В примечаниях, писанных в 1787 году к первой записке, также всякому покажется удивительна острота ея разума, где она с таким искусcтвом умела изобразить перемену собственных своих понятий; так что мы ясно видим, каким образом любовь к истине и столько же искренния, сколько и разумныя, о законе понятия, избавили наконец благородную ея душу от сумозбродных предразсудков. Откровенность, которая видна в чистосердечном признании прежних ея заблуждений в предосторожность другим, которые еще впредь могут быть обмануты, заслуживает глубочайшее почтение от всякаго человека, любящаго истину. Кажется, не для чего спрашивать, полезна ли, или еще и нужна ли, такая предосторожность, когда всякой знает, что умышленной обманщик (которой еще, по-видимому, без всякаго сумнения, нарочно послан от самаго коварнаго общества, для положения основания какому—нибудь будущему предприятию) посредством самаго грубаго и ощутительнаго2 обмана совершенно прилепил к себе немалое число весьма почтенных, чистосердечных, разумных впрочем и благомыслящих людей, единственно для того, что они при пылком воображении уже прежде весьма сильно вникли в систему магических предразсудков и издавна основали на ней мрачныя ожидания чудесных произшествий.
Всякому