как были мы с тобой…
Любовь ушла в закат,
и всполохи огня
угасли за чертой.
Что такое счастье?
Что такое счастье —
это слышать
голоса детей
и птичий звон.
Улыбаться солнцу,
дождь по крыше
пусть стучит,
капели перезвон.
Пусть кричат коты
к любви взывая,
и стучатся ветки
мне в стекло.
И гремит над речкой
гром, взрывая
всё, что было
в прошлом – за чертой.
Та черта,
рубеж, граница, карта
мне чужой страны —
уже давно.
Всё было вчера,
но будет завтра:
новая страна,
рубеж, окно.
В том окне
мне солнышко сияет,
и поют
мне птичьи голоса.
Я, наверно,
стала здесь иная,
и другому миру
скажу: «Да!»
Никто
А я – никто и звать меня никак.
Я – привиденье, призрак, отраженье,
Твоё дыханье, сила притяженья,
Уютное пристанище души.
А я – никто. Живу в пустых мечтах
Между землёй и небом, между прочим…
Какая разница, кто здесь и там хлопочет,
Я понимаю сердце по губам.
А я – никто и звать меня никак.
В земных мирах и на небесной тверди
(не называй меня – там имя неуместно) —
Там очень холодно, согрей меня в руках.
Она была…
Она была
слегка распята,
той жизнью бурной,
её стигматы
болели сильно,
но их не видно…
Она красива —
Они – чужие…
Они все в нём:
на его одежде;
в его глазах:
таких томных, нежных;
в его руках:
таких мягких, сильных;
в его душе,
что была красива…
Ещё болит
(вроде всё зажило),
но шрамы есть
на душе красивой.
7—30
Семь-тридцать. Пора взлетать.
Насыщен делами день.
Ты вспомнишь её опять:
Привычка – и бросить лень.
И вспомнишь, и полетишь —
Что утро, что вечер —
Враз
Шасси устают в ночи,
И носом рвёшь облака…
Зачем?
Всё равно потом
Летишь ты стрелою вниз,
Уходишь в пике – вот дом,
Калитка и барбарис…
И ты приземлишься вновь
И вспомнишь: пора бежать,
Семь-тридцать прошло давно,
Привычку надо бросать.
Ночью…
Ночью ко мне приходят мечты,
Они зовут туда, где ты
На перекрёстке всех дорог.
Ночью я слышу звуки шагов,
Как