– Ну, где твое чудо? – недоверчиво прожужжала муха, недовольная тем, что ее сдвинули с места, при этом она вновь рыгнула.
Комар загадочно улыбнулся, закатил глазки, набрал в свою грудную клеточку воздуха, подпрыгнул, разлетелся и с силой ударился о стекло.
– Видишь, воздух окаменел! – пропищал он, рухнув на подоконник.
– Не может быть! – в полном недоумении пробормотала муха. – А ну, дай-ка я!
И муха повторила то же самое.
Потом они повторили то же самое вместе. Потом еще раз. И еще! Всякий раз они в полном недоумении смотрели друг на друга, и недоумение рождало желание повторного эксперимента. Комар, доказывавший свое право первооткрывателя, при этом чуть не получил сотрясение мозга. А муха, совершенно обезумев, совсем забыла о своем спутнике.
Наконец, комар выдержал паузу и довольный улетел, совершая во время полета очень странные виражи то вправо, то влево.
Муха еще долго продолжала биться, пинаться ногами, терять координацию, падать, недоумевать снова биться. Наконец, совершенно обессилев, она рухнула на подоконник и в полном потрясении прошептала:
– Вот он, конец света! – и приготовилась умирать.
Но конец света должен наступать, а поскольку он не наступал, то муха осторожно приоткрыла один глаз и осмотрелась. И получила новый удар и новое потрясение, обнаружив в углу окна паутину с висящими вверх ногами, такими же, как она, мухами!
– Во, чего вытворяет, садист проклятый, ирод-многоженец!.. Вот она, долюшка незамужних на всем бывшем постсоветском пространстве: умертвил, да еще и выставил, словно на продажу. Нет на него правоохранительных органов!.. Хоть бы пришли что ли снова красно-коричневые. Тогда бы поспокойнее было. Тогда бы мы уж точно знали, что бояться нужно только красно-коричневых. А сейчас, не знаешь, кого и бояться, – и муха потеряла сознание.
Утром я навел порядок в квартире, убрал паутину с окна, очистил сознание от глупых и припадочных мыслей, исключил сепаратизм дурных и озабоченных мыслей, сбросил с себя одежды страха и принял душ. «Хорошо чувствовать себя свободным», – подумал я. Позже я эту мысль уточнил, и она зазвучала примерно так: «Хорошо чувствовать себя освобожденным, ведь только освобожденный сможет понять цену свободы и соответствующим образом ею воспользоваться».
У многих, наверное, сложилось впечатление, что я ничего в этот день не делал. Делал. Но делал то, что делают другие, поэтому этот момент опускаю, давайте сосредоточимся на главном.
Как видите, я даже ударился в философию. Но философия моя, как, наверное, философия и всех остальных, добралась до мысли о сладкой и счастливой жизни и никак не захотела двигаться дальше!
Наступил вечер. Я разобрал кровать и лег. Светлая и холодная простыня, напомнившая мне экран кинематографа, кинематографа, с которым пришлось на длительное время расстаться, быстро согрелась. Я перевернулся на другой бок и, со словами «И пусть мне приснятся эротические сны», закрыл глаза.
Мне