Постепенно и мне передалось настроение моего невольного попутчика. А что? Меня не бьют, не пинают и не орут почем зря. Мне не нужно плестись в самые дальние штреки и пытаться в очередной раз собрать минимальную норму, чтобы после работы не остаться голодным. Вам приходилось драться из-за добычи, заранее зная исход? Я не приучен сдаваться без боя, но предопределённость душит получше любой депрессии. Плохо быть самым слабым: на тебе отыгрывается любой, а ты не можешь достойно ответить.
А ещё я, оказывается, очень соскучился по солнцу, по чистому воздуху, по ощущению бескрайней глубины над головой. Думаете, два пятьдесят – это мало? Поживите, когда потолок в полутора метрах, и ваша квартира покажется вам дворцом. Мне же пришлось особенно тяжко, иной раз чудилось, что моя жизнь теперь протекает в каких-то крысиных норах.
Я все дальше удалялся от темноты подземелья, крадущего у людей надежду и превращающего их жизнь во мрак, от тяжести каменного потолка, лишающего их воли и отучающего от чувства свободы лучше любых кандалов, и сердце мое заходилось от счастья. Что бы ни произошло, возвращения не состоится. Пусть мне суждено остаться уродливым карликом, но я хочу видеть небо, дышать полной грудью.
Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как мы выбрались из оврага, а мой желудок, которому в последнее время досталось, точнее сказать, не доставалось, однозначно твердил о том, что пора задуматься о привале.
Часов, конечно, не хватало. В темноте время течет по-своему, размеренное, не имеющее смысла существование вполне может обходиться без его подсчета и определения. Когда некуда торопиться и некуда успевать, когда все твои действия зависят не от тебя, о времени не задумываешься. Дали вздремнуть – хорошо, покормили – замечательно, привыкаешь к животной размеренности. Наверное, так чувствует себя корова: утром на пастбище, вечером – загон. Зачем ей часы?
Стоило же режиму лишь капельку измениться, как внутри меня грубая волна непокорной радости пошла ломать переборки размеренности. И первое, что потребовалось – ощущение времени. Я опять опаздывал, бежал вперед, слишком много шел без обеда. Мне даже хотелось по-мальчишечьи пуститься вприпрыжку, до того распрямилась сжатая внутри пружина, а в голове набатом гудела мысль: дальше, дальше, дальше!
Несмотря на полное отсутствие практики дальних переходов у прежнего хозяина тела, я чувствовал себя сносно. Пара-тройка часов бодрым шагом, вопреки моим опасениям, не заставила валиться с ног от усталости, а лишь добавила «утиных» вихляний в походку, и все больше хотелось пить.
– Иан? – окрик заставил меня притормозить. Мой конвоир задумчиво разглядывал что-то у меня за спиной.
Может, все-таки, привал, костер и еда? Что у жителей с поверхности может быть на обед? Надеюсь, тут едят что-то отличное от моего обычного рациона: улитки на завтрак, обед и ужин.
Неожиданная остановка, наконец, позволила рассмотреть моего спутника.