– А! – сказал протяжно Дмитрий Васильич молодому человеку, который раскланялся ему очень ловко, нисколько не хуже своего танцевального учителя, выставив, будто нечаянно, свою руку в желтой перчатке.
Дмитрий Васильич не пожал его руки, а прикоснулся чуть-чуть к его перчатке двумя пальцами.
– Очень рад вас видеть. Что, получаете ли письма от матушки? Здорова ли она?..
– Покорно вас благодарю. Она, слава богу, здорова…
– Что, как вы находите, похож портрет жены?
– Чрезвычайно.
– Я писал к вашей матушке, не хочет ли она продать мне свою деревню. Я даю ей хорошую цену. Что ей жить в провинции, право? Она приехала бы к вам, жить бы вместе с вами… Вам, я думаю, скучно без нее?
Молодой человек расправлял пальцы перчатки.
– Конечно-с.
– Катенька! – закричал Дмитрий Васильич, входя в гостиную. – Милости прошу к жене, – продолжал он, обращаясь к молодому человеку.
– Что, мой дружочек? – послышался откуда-то звучный и томный голос.
«Точно соловей поет, – подумал молодой человек, – я и не заметил, что у нее такой приятный орган».
Дмитрий Васильич ушел, герой рассказа остался один.
Дверь из будуара в гостиную отворилась неслышно. Катерина Ивановна остановилась в дверях и увидела гостя.
– Ах!.. – Она как будто удивилась и присела…
– Как ваше здоровье? – спросил у нее молодой человек по-французски, подходя к ней.
– Я и не узнала вас, – сказала она с приятною улыбкою, сделав два шага вперед и поправляя брильянтовый крестик, который висел у нее на груди. – Где это вы были все время? Вас что-то не видно.
– Я очень виноват перед вами. Я ездил на охоту с князем… – Он запнулся: в эту минуту, как нарочно, ни одна княжеская фамилия не приходила ему в голову, хоть он всех почти князей, гуляющих по Невскому проспекту, знал в лицо. – Сегодня