Аргументация в речевой повседневности. А. В. Колмогорова

организмов совпадают в очень малой степени – видя бегущую женщину, трудно однозначно интерпретировать ее поведение ввиду того, что часть ситуации скрыта от наблюдателя, – для успешной интеракции организмы должны в какой-то момент иметь общую область взаимодействий, что возможно в двух случаях: либо оба организма имеют в какой-то момент одну практически общую область взаимодействий в физической сфере и порождают цепочку взаимосвязанного поведения (например, мать отодвигает руку ребенка от раскаленной плиты), либо один организм (o1) ориентирует поведение другого организма (о2) на какую-либо часть его (о2) области взаимодействий, отличную от части, в которую входит данное взаимодействие (мать говорит ребенку, чтобы он убрал руку от плиты – воспринимаемое ребенком коммуникативное воздействие принадлежит другой части его области взаимодействий, нежели действие «убрать руку»).

      В последнем случае никакой взаимосвязанной цепочки поведения не возникает, потому что последующее поведение обоих организмов зависит от исхода независимых, хотя и параллельно протекающих, взаимодействий, но, тем не менее, в данном случае можно сказать, что организмы вступили в коммуникацию. В таком случае, речевое общение лучше определить не как регуляцию внешнего и внутреннего поведения другого (по Тарасову), а как способ реализации говорящим ориентирующего поведения, при котором слушающий не получает информацию, не декодирует сообщение, а сам для себя создает вновь смысл речевого поступка говорящего, исходя, во-первых, из своего опыта взаимодействий с теми объектами, с которыми в его сознании устойчиво ассоциируются языковые знаки, используемые говорящим, а во-вторых, из своего опыта взаимодействия с данными знаками в речевой деятельности. Чем больше «пред-общность» указанных структур опытного знания, тем выше вероятность того, что воссозданная слушающим ценностно-смысловая суть будет близка сути речевого поступка говорящего: «Люди понимают друг друга не потому, что передают собеседнику знаки предметов, и даже не потому, что взаимно настраивают друг друга на точное и полное воспроизведение идентичного понятия, а потому, что взаимно затрагивают друг в друге одно и то же звено чувственных представлений и начатков внутренних понятий, прикасаясь к одним и тем же клавишам инструмента своего духа, благодаря чему у каждого вспыхивают в сознании соответствующие, но не тождественные смыслы. Лишь в этих пределах, допускающих широкие расхождения, люди сходятся между собой в понимании одного и того же слова» (Гумбольдт 1984: 165–166).

      Наша позиция имеет много общего с пониманием В. фон Гумбольдтом языка как, прежде всего, языковой способности, которая, не будучи дана в готовом виде (в отличие от сравнения Ф. де Соссюра «Язык существует в коллективе как совокупность отпечатков, имеющихся у каждого в голове наподобие словаря, экземпляры которого, вполне тождественные, находились бы в пользовании многих лиц» (Соссюр 1997: 27)), взращивается каждым индивидом «изнутри» в опыте координации