– Агния Борисовна, это с вами в метро произошло? – спокойно спросил Орехов. – Мы можем вычислить злоумышленника, ведь в метро есть камеры наблюдения…
– Не надо, – просипела Агния. – Ничего не надо!
– Блин, – сквозь зубы произнес отец. – Эдик, поговори с ней ты, у меня уже сил нет…
Борис Николаевич стремительно вышел из кухни. Агния осталась один на один с Ореховым.
– Можно? – Он указал на стул.
– Да, конечно, садитесь… Хотите кофе? – тихо, с тоской спросила Агния.
– Не откажусь.
Эдуард сидел, чуть развалясь, в кресле и серьезно наблюдал за тем, как она снует у плиты.
– Агния Борисовна, у вас есть враги?
– У меня? Нет.
– Вы уверены? – мягко спросил Орехов.
– Абсолютно.
Пауза. Кофе, пенясь, медленно начал приподниматься в турке… Агния выключила газ, налила кофе в чашку, поставила ее перед гостем.
– Спасибо. Садитесь, я не могу, когда вы стоите…
Агния, опустив глаза, села напротив Орехова.
– Вы мне не верите, Эдуард?
– Верю. У вас действительно не может быть врагов. Вы – Агния. Овечка. Кроткая и беззащитная… Агнец божий. Вкусный кофе. – Эдуард поставил чашку на стол, в упор посмотрел на Агнию.
Она физически ощутила тяжесть его взгляда и сникла еще больше. Эдуард вдруг протянул руку, поднял ее лицо за подбородок. Этот жест не мог быть истолкован как фамильярный, грубый или как попытка флирта… Нет. Просто Эдуард Орехов хотел понять ее, Агнию, не давал ей спрятаться в раковину. Этот жест толковался однозначно и просто – «смотри на меня».
«Ну и буду смотреть!» – едва не заплакав снова, подумала Агния. И уставилась прямо в глаза Орехову.
У Эдуарда Орехова были серые, мрачные, колючие, словно февральское небо, глаза. Четко очерченные брови. Нос – не большой, не маленький, а… какой-то типично мужской, с легким, едва заметным изгибом переносицы – наверное, был когда-то сломан. Твердые, плотно сомкнутые губы с морщинками по углам рта. Хорошо выбритые щеки. Кожа лица ровная, но какая-то вся задубелая, жесткая – словно у моряка, просолившегося в долгих плаваниях. Сеточка мелких морщин у глаз. Белесый шрам на лбу, у волос. Сами волосы – густые, мягкие, русые – зачесаны назад, лишь одна упрямая прядь все время съезжала к бровям.
Орехов не был великаном – среднего роста, чуть плотноват (заматерелость взрослого мужчины), но сейчас, сидя в этой куртке, в этих агрессивных сапогах, он показался Агнии таким огромным, страшным, чужим…
Он не был злым, он не представлял для Агнии никакой опасности (как-никак приятель отца, майор милиции, давний сосед по дому), но в нем, именно в нем – таком, каким он был, – и заключалась почему-то угроза.
Эдуард Орехов был типичным представителем мира мужчин. Настоящих мужчин – без слабостей, сомнений, страхов.
Не то чтобы Агнии нравились слабаки и хлюпики – нет… Но в Эдуарде настолько все было мужским, маскулинным – без подтекста,