Браф поливал его протухшей водой.
– Кто не закрыл бочки? Вода протухла.
– Её можно было прокипятить, – послышался голос Наркиса, – а ты вылил её.
Выживших погрузили на телеги. Было решено возить их с собой, если умрут – похоронить. Кучу мертвецов закидали соломой и подожгли. Уезжая, Моргул долго смотрел на полыхающие пламя, на погоревшею деревню. А ведь здесь когда-то жили люди, у них были сыновья, дочери, родители, они радовались жизни, и не думали, что погибнут в страшных мучениях, что их тела будут навалены в центре деревни, что их трупы будут гореть; гореть адским огнём, лижущим своими языками им ступни, колени, туловища, руки, шеи, превращая детей человеческих в бесформенные огарки, как если мы надолго оставим зажжённой свечу. По щеке Моргула скатилась слеза.
Девушка открыла глаза.
– Где я? – спросила она, – что происходит? – Наркис подошёл, нагнулся над ней.
– Кто ты? Что ты помнишь?
– Меня зовут Сала, я дочка деревенского старосты.
Моргул вмешался:
– Можешь вспомнить, что было с деревней? – лицо Салы побледнело.
– Нет, я не могу, помню, все куда-то бежали, кричали, а больше… не помню, ничего не помню.
– А знаешь, кто они? – Наркис указал на близнецов.
– Нет, они не из нашей деревни. Я их раньше не видела. Не жили они у нас.
– У вас сейчас никто не живёт, и больше никогда жить не будет, – послышался голос Брафа, – Видишь огонь? – Сала кивнула, – вот ваша деревня.
Девушка закрыла лицо руками, заплакала. Её дома больше нет, тех, кого она знала – тоже больше нет, всего больше нет. Так стоит ли ей жить? – Теперь, – нет. Вся жизнь сошла на нет. Она посмотрела на Моргула: красивый, длинноволосый парень с зелёными, как болотная тина глазами, впалыми скулами и острым подбаротком. Да, Крафт был красивее, но и Моргул не был уродом. Быть может, она выжила не зря? – Может. Хотя… это сложный и, конечно же, важный вопрос, ответа на который у Салы не было.
Дни тянулись мучительно долго. Один из близнецов пришёл в сознание, он молчал. Было сначала