Да тут даже к бабке-повитухе не ходи, это однозначно уборщик не дает мне уйти. Откуда-то я точно это знаю, но никак не могу этому противостоять. Он, как ловец, искусно закинул свои крепкие и бескрайние сети, которые тут же опутали меня, и нет никакой реальной возможности из них освободится. И теперь он тянет добычу к себе, все ближе и ближе.
«Зачем? Зачем я нужен тебе? Прошу, умоляю только об одном – отпусти!» – эти мысли проносятся во мне, принося с собой новые неприятные страдания.
Постепенно я теряю недавно обретенную легкость, погружаясь в наваливающуюся темную пустоту, без малейшего шанса на сопротивление…
Потери
Я проснулся от болезненного покалывания в груди, как будто сердце пытается выпрыгнуть наружу. Ощущаю непроходящий ком в горле, а потом предательски наворачиваются слёзы – последствия нахлынувшего ночного кошмара.
Иногда я даже помнил их в мельчайших подробностях, проживая и чувствуя в них все по-настоящему, как в реальной жизни, но все-таки в конце концов понимал, что нахожусь в мире сновидений, и тогда по-своему перестраивал сюжет, правда, не всегда просыпаясь победителем своих страхов.
Сегодня во сне я снова был на панихиде по двум ребятам из прошлой смены нашего отряда. Лично никого из них я не знал, но очень долго рассматривал ту фотографию в деревянной рамке с подвязанной черной ленточкой, которая стояла на самом видном месте нашей казармы №1. Рядом с ней водка и хлеб. Там они вдвоем: молодые и светлые лица, излучающие радость и сильное стремление жить, в разгрузках и с автоматами наперевес. Они оба погибли во время конвоя, когда сопровождали местных врачей до одного из далеких горных пунктов республики.
Какая нелепая, злая и отвратительная штука – смерть. Я смотрел, как совсем еще юным вдовам вручали посмертные награды мужей. Находившиеся рядом с ними дети, по возрасту не более пяти-шести лет, казались уж очень взрослыми и сосредоточенными, а матери погибших героев – совсем потерявшимися, сильно поседевшими и поникшими раньше времени и своих фактических лет.
Именно тогда я попробовал свои горькие слезы на вкус. Нет, они даже не горькие, они «ядовитые» – невыносимо, ужасно до боли ими щиплет веки и щеки. Я не мог их остановить, они просто текли и текли. Что со мной происходит, ведь они даже не мои друзья или приятели, но ощущение безвозвратной утраты висело над всеми, кто был в том зале тогда.
А потом снова и снова в голове ухает: «Есть! Так точно! Столько-то пушечного мяса отправлено на поддержание конституционного порядка Содружества, в настоящее время план выполнен, ждем следующего отчетного периода! Понесенные потери незначительны!».
А сколько надо еще принести жертв богу войны? Разве этого не достаточно?