ТРИ ГРАЦИИ
– И куда в такую рань? Целый лишний час могли поспать.
Кира смотрит в зеркальце, разминает, похлопывает щёки, подбородок. Психологи пишут: женщина не должна вставать по звонку будильника. Никто и ничто в этом мире не смеет будить Её Величество Женщину – это огромный стресс для нежной душевной организации, эмоциональное выгорание, морщины и раннее старение.
Немного поспорили, кто где сядет. Ася Петровна, на правах старшей – рядом с водителем. Это трон, неприкосновенное место, и никто, кроме неё, не смеет его занимать. На заднем сиденье Асю Петровну тошнит, у неё прыгает сахар, поднимается давление и кружится голова. Три с половиной часа придётся наблюдать её важно покачивающуюся курчавую шапку, похожую на папаху Хаджи Мурата.
Самое безопасное место – сзади за пассажирским. Туда юркнула хитрюшка Лялька. Практичная Кира просит водителя Славу забросить в багажник большую сумку: при каждой оказии она возит передачу сыну со снохой.
«Ну, с богом!». Все трое истово крестятся на прикреплённую к панели иконку-триптих и болтающуюся на водительском зеркале подвеску с Николаем Чудотворцем. Счетоводши муниципального ООО, по поручению отдела, едут в область отмечать День бухгалтера. «Наши три грации», – напутствовал директор.
Довольно странно, что в календаре для столь важного профессионального праздника не нашлось воскресенья. Но хитрые бухгалтера не остались в накладе, выгадав себе целый нерабочий день среди недели.
С утра в управлении суматоха, шелестят обновки, витают туманы и ароматы духов и коньяка. Сначала торжественная часть, потом шикарный обед, а на вечер снят загородный гостиничный комплекс с домиками, сауной и бассейном. Работяги бросают мрачные взгляды на задёрнутые шторами окна, откуда доносятся тосты, приглушённая музыка… «У, кровопийцы, нехристи! Среди бела дня…»
Итак, трём подругам, на правах старейших работниц, оказана честь. От имени коллектива они привезут с областного совещания грамоты и ценные подарки, скажут ответное слово. На большой бал уже не останутся: поздно, да и пить коньяк, заедать жирным мясом с острым соусом – не позволит здоровье. А так хоть прокатятся-проветрятся, полюбуются зимним пейзажем. А Кира, как мы помним, ещё и забросит по пути сыну увесистую сумку.
Грех обижаться: свою норму по крепкому алкоголю все трое выполнили с гаком и с крышечкой. Работа нервная, вредная, материально ответственная, связанная с крупными суммами и документами. «А в документах, – хохочет Лялька, – всё бывает в идеальном порядке, если только они фальшивые».
На того, кто не пьёт наравне с начальством – коллектив смотрит косо. А ну, затеваешь крамолу, наматываешь на ус пьяный лепет, с целью передачи компромата конкурентам? Начальство откупоривает очередную царскую водку: «Ну, девушки, наложим очередной компрессик на душу?». Душе-то, может, радуется, а печень у далеко не девушек далеко не железная.
Что называется: «вошли в минерально-каменный возраст. В костях – соль, в почках – камни, в мочеточниках – песок, во рту – железо или золото – в зависимости от возможности кошелька». Эта распечатанная хохма висит у Ляльки над компьютером. У неё там целый иконостас из чужих остроумных цитат.
Но как быстро промелькнули здоровье и молодость: крылышками бяк-бяк. Тосты «за цветущие розы» плавно перетекли в скабрёзное «чтобы елось и пилось, чтоб хотелось и моглось» и в традиционное «за здоровьичко». На собственный юбилей Лялька вообще опрокинула сто грамм со словами: «Если что – так пускай сразу». Очень бестактно со стороны юбилярши, будто могильный холодок пронёсся над застольем.
У Ляльки нет ни мужа, ни детей. У Аси Петровны есть сын и дочь, но это то же самое, что их нет. Идёт затяжная холодная война, похлеще чем между СССР и Америкой в 70-е. Там хоть для дипломатии, чтобы сохранить хорошую мину, встречались на высшем уровне – а тут с сыном бойкот, с дочкой – ругательные звонки. Вот и сейчас Ася Петровна негромко матюкнулась и с треском захлопнула телефон-раскладушку.
– Как чистой ночнушки хруст
Матерок из девичьих уст, — немедленно прокомментировала заноза Лялька
– А ты покажи доче завещание, что отписываешь квартиру церкви, – советует Кира, перегибаясь к переднему креслу. – Тряхни у неё под носом: мол, если мать не уважишь…
Каракулевая шапка окаменела, не шелохнётся. Ася Петровна угрюмо молчит. Даже если дети будут принародно катать её ногами по главной площади – она, как всякая русская мать, простит своим неблагодарным кровинушкам всё. Ничего не поделаешь с мягким женским, материнским сердцем.
Она уже писала лже-завещания, навлекала на головы непочтительных детей громы, молнии и проклятия. Грозилась завести компаньонку и подарить квартиру ей. Квартира в престижном районе, просторная, с великолепным видом из окон. Дочь отмахнулась: «Ой, я умоляю, ради Бога!» Она прекрасно знает, что мать блефует.
Кира среди подруг самая молодая. «Соплюха», – называет