В шоке. Мое путешествие от врача к умирающему пациенту. Рана Авдиш

я перенесла, чтобы остаться с ним. Ряд покрытых запекшейся кровью скоб вдоль моего живота в его глазах был олицетворением моей способности переносить боль. Я видела, как от сострадания он постепенно перешел к уважению. Он уважал мое тело и мой дух, как бы ужасно они меня ни подводили. Он восторгался их способностью к исцелению, пускай и столь медленному. Он восхищался моей силой и помог мне взглянуть на себя со стороны, с сочувствием и уважением. Как бы я ни выглядела снаружи, какой бы слабой и беспомощной себя ни чувствовала, он видел внутри меня огненную, пылающую силу. Когда я увидела себя его глазами, то мне захотелось стать похожей на этого человека. Этот человек не унывал и был решительно настроен пойти на поправку.

      В те дни врачи и медсестры нескончаемым потоком заходили в мою палату и выходили из нее. Нередко я их узнавала по своей, как мне казалось в тот момент, прошлой жизни, однако появлялись и новые лица. Резидент хирургии, чей отчет я тогда услышала во время обхода, зашел как-то утром проверить мое состояние после того, как у меня обострилась почечная недостаточность, в чем я полностью винила совершенно не вовремя назначенный фуросемид. Он был весьма амбициозным, но мягким в душе. Он хотел заниматься пластической хирургией, где царит чудовищная конкуренция. Трудился изо всех сил, чтобы старшие врачи были к нему благосклонны, и надеялся, что, несмотря на все препятствия, они разглядят его способности и преданность работе. Он нуждался в их поддержке, чтобы подать заявление на одно из нескольких выделяемых каждый год столь желанных мест для специализации в пластической хирургии.

      Я схватила первое, что попалось мне под руку, – небольшой пластмассовый прибор, который был призван помогать мне делать глубокие вдохи, чтобы мои легкие оптимально наполнялись воздухом, – и бросила его в него. Он нагнулся, хотя в этом и не было необходимости: даже в своей лучшей форме я не отличалась хорошей меткостью. Теперь же, когда у меня двоилось в глазах, а мышцы ослабли от бездействия, у меня вообще не было никаких шансов в него попасть.

      «Как ты мог вообще допустить, что фуросемид – это хорошая идея?» – спросила я его.

      «Это было не мое решение», – пытался он уклониться от обвинений, а также от летящих в него предметов.

      «Но ведь это ты заполнил предписание», – напомнила я ему, так как прекрасно знала порядок проведения обходов: даже если препарат назначил и старший врач, именно резидент должен был составить предписание.

      «Знаю, что я, – он мне сказал это сделать, однако я знал, что это ужасная идея. Я не хотел этого делать», – объяснил он.

      Я было хотела спросить, почему он ничего не сказал, раз был не согласен, однако заранее знала ответ. Дело было в том, в каком составе обычно проводится обход: обычно это один студент медицинского; один или два интерна, только что окончивших мединститут и теперь выполняющих роль мальчиков на побегушках для более старших в больничной иерархии резидентов; а также несколько резидентов, которые могли окончить институт целых