К нове Лорко уже обзавелся недорогими доспехами, тренером и конем, благо, зная о предстоящем турнире, к нему готовились и горожане. Король, благодушно настроенный к племяннику, разрешил его другу, храбрецу, захватившему в плен Баройского Льва, упражняться с копьем на ристалище Лодольца. Еще Лорко мог оставлять коня в королевской конюшне и там же хранить свои доспехи. Взамен он забыл историю о ножичке и пустом ружье, ведь уже учился быть рыцарем и был готов к самопожертвованию.
А Маргарита к нове обзавелась новым нарядом, вернее, она распорола с боков свое свадебное платье – то, в каком тайно венчалась с Ортлибом Совиннаком, бледно-красное платье, оттенка «куропаткины глаза». Она пришила траурную кайму к подолу юбки, вставила по бокам черные треугольные клинья и подбила верх тонким войлоком. Нарядившись с утра, она решила, что выйдет так на обед – Аргус собирался прийти вечером, на свой третий «званый обед» в «Белой башенке». Магнус более Рагнеру записок не писал – и тот об этих планах Аргуса ничего не подозревал.
И вот она наступила – долгожданная для Рагнера нова, тридцать второй день Любви. Проснувшись затемно, в пятом часу утра, помывшись и побрившись, он обнаружил, что Соолма уже не спит и попросил ее как-нибудь подстричь ему волосы, но не коротко, ведь желал вернуть длину, к какой привык. А оброс он лохмато: челка падала ему на глаза, что-то непонятное творилось на затылке, и без берета герцог Раннор на самом деле выглядел, как сильванин. Соолма проредила ему челку, но не стала уменьшать длину на затылке и висках, придав его темно-русым волосам форму колокольчика.
– В кого ты меня превратила? – улыбался Рагнер, разглядывая себя в настенном зеркале. – Я похож на Эгонна Гельдора двухлетней давности. Надо бы теперь золотой камзол себе справить… Превеликое спасибо! – поцеловал он руку Соолмы. – Так намного лучше. Что же я без тебя бы делал?
Они были в его спальне, у широкого умывального стола. Рагнер отошел к постели, где лежал его парадный камзол с хихикающими рожицами Смерти – в нем он венчался, в нем собирался и развестись. Не стесняясь подруги, он стал снимать рубашку, чтобы одеть свежую. И вдруг Соолма подошла к нему, нежно овила его руками и поцеловала его в оголенную спину, но не в меридианский крест, а рядом. Рагнеру были приятны и ее ласки, и ее нежность, и этот поцелуй. Полумрак, таинственный свет свечей и женское тепло в холодной, стылой спальне сделали свое дело – Соолма скользнула в его объятия, он же нашел ее губы, родные и ничего не требующие от него губы. Можно было не венчаться с Соолмой, не тревожиться о детях, не волноваться вообще ни о чем – она всегда заботилась о нем лучше, чем кто-либо еще… лучше, чем даже его мать…
Эта мысль его отрезвила. Рагнер