«Надеюсь, мне удалось убедить вас в чистоте моих намерений, – вежливо сказал Винго. – Вопреки вашим подозрениям, я вовсе не стремлюсь раболепно привлечь внимание публики какими-то сенсациями! Поэтому будет очень жаль, если мне не удастся заснять представителей необычайных народностей Терца и включить их портреты в мой сборник».
Калаш нетерпеливо дернул себя за бороду: «Довольно! Достаточно! Вы меня убедили». Он поспешил присоединиться к компании паломников, чтобы беспрепятственно изложить им свое мнение о причудах и претензиях судового повара.
Повернувшись к Винго, капитан Малуф повторил свое предупреждение: «Не забывай, что местные жители – вовсе не ценители произведений искусства. Если им почему-либо покажется, что ты ведешь себя нахально, они тебе уши отрежут».
Винго трезво пообещал соблюдать осторожность.
«Гликка» приземлилась в космопорте Нежно-Ныряльска, откуда можно было видеть просторы Восточного океана. Мирон наблюдал за разгрузкой трюмов, а капитан Малуф отправился на космический вокзал, чтобы попытаться заключить новые контракты с экспедиторами. Ему удалось договориться о перевозке нескольких ящиков; кроме того, ему сообщили, что на следующее утро с островов должна была приплыть еженедельная баржа, в связи с чем могла возникнуть возможность отправки дополнительных экспортных товаров. Малуф согласился подождать с отлетом в Шоло до следующего дня.
После обеда Малуф, Винго, Шватцендейл и Мирон отважились выйти из вокзала. У выездных ворот им преградил путь молодой человек в униформе агента МСБР: «Господа, могу ли я поинтересоваться, куда вы направляетесь, и с какой целью?»
«Мы идем на рынок, – ответил капитан Малуф. – Никакой особенной цели у нас нет – мы просто любопытствуем, хотя Винго хотел бы сделать тайком несколько фотографий для своей „подборки настроений“».
Агент МСБР взглянул на Винго с некоторым любопытством. Так же, как и в других подобных случаях, стюард напялил просторный плащ табачного оттенка, широкополую коричневую шляпу и мягкие кожаные сапоги. Такой костюм, по мнению Винго, отражал романтический дух богемного образа жизни, присущего настоящим артистическим натурам.
Молодой агент вежливо заметил: «Моя бабушка тоже увлекалась фотографией – можно сказать, ни о чем больше не думала».
«Я предпочитаю рассматривать себя как свободного художника, – с некоторым напряжением сообщил Винго. – Мой сборник включает существенные характерные изображения, иллюстрирующие не поддающиеся словесному определению свойства ойкуменической души».
«Замечательная идея! Позвольте, однако, вас предупредить! Будьте очень осторожны на рынке. Если вы сфотографируете чью-нибудь душу, ее обладатель потребует с вас соответствующую плату – пять или десять сольдо – и сумеет причинять вам всевозможные неприятности и неудобства, пока вы не заплатите».
«Я не вчера родился, – с достоинством ответствовал