Дело об убийстве Симон Диманш. Влас Дорошевич

кая судьбина» Писемского, – уж очень «отжитое время» в ней описывается, – и, наконец, «Смерть Тарелкина», с которой, наконец, снят запрет, и которая с сегодняшнего дня займёт почётное место в русском репертуаре.

      Человек написал три пьесы, все три chef d'oeuvre'ы[1] – и никогда ни до ни после этого не занимался литературой, – даже писал в предисловии к одной из пьес:

      «Я не говорю о классе литераторов, который мне чужд, как и остальные четырнадцать».

      Какое оригинальное явление.

      Это три пьесы, вылившиеся из души. Появление их объясняется той трагедией, которая разыгралась в жизни А. В. Сухово-Кобылина.

      Мы обязаны тремя превосходными пьесами – ужасной случайности.

      «Свадьба Кречинского», это – плод тюремной тоски. «Дело» и «Смерть Тарелкина» – горячий, страстный протест измученного человека против порядков «отжитого времени».

      А. В. Сухово-Кобылин был жертвою судебной ошибки.

      И особенно своевременно извлечь на свет Божий эту историю, дремавшую в архивах старого сената, именно теперь, в эпоху нападок на новые суды.

      Русское общество с сочувствием узнаёт, что горячий борец с порядками «отжитого времени» сам когда-то страдал от них.

      И к симпатиям к писателю пусть присоединятся ещё симпатии к невинно страдавшему человеку.

      Трагедия, которой мы обязаны знаменитой трилогией, такова.

      Дело происходило при крепостном праве.

      В одном из парижских ресторанов сидел молодой человек, богатый русский помещик А. В. Сухово-Кобылин, и допивал, быть может, не первую бутылку шампанского.

      Он был в первый раз в Париже, не имел никого знакомых, скучал.

      Вблизи сидели две француженки: старуха и молодая, удивительной красоты, по-видимому, родственницы.

      Молодому скучающему помещику пришла в голову мысль завязать знакомство.

      Он подошёл с бокалом к их столу, представился и после тысячи извинений предложил тост:

      – Позвольте мне, чужестранцу, в вашем лице предложить тост за французских женщин!

      В то «отжитое время» «русские бояре» имели репутацию.

      Тост был принят благосклонно, француженки выразили желание чокнуться, было спрошено вино, Сухово-Кобылин присел к их столу, и завязался разговор.

      Молодая француженка жаловалась, что она не может найти занятий.

      – Поезжайте для этого в Россию. Вы найдёте себе отличное место. Хотите, я вам дам даже рекомендацию? Я знаю в Петербурге лучшую портниху, Андрие, первую, – у неё всегда шьёт моя родня. Она меня знает отлично. Хотите, я вам напишу к ней рекомендательное письмо?