ДЖЕННИ (смотрит вниз с площадки у окна). Ты стал для меня незнакомцем. Боюсь, мои письма каким-то образом сбились с пути.
ФАННИ. Не смейся надо мной. Я ждала и ждала, пока не задремала, а когда проснулась, ты лежал рядом, издавая самые ужасные звуки. Я коснулась твоего плеча, ты повернулся, открыл глаза…
СТИВЕНСОН (говорит, продолжая писать). Они вывалились и укатились под кровать.
ФАННИ. И это были глаза другого человека.
СТИВЕНСОН. То есть ты уверена, что я украл чьи-то глаза. Зачем мне еще чьи-то глаза? Что я буду делать со своими? Положу в банку с огуречным рассолом?
ФАННИ. Это не смешно. Я пришла в ужас. А меня не так-то легко испугать, о чем тебе известно.
СТИВЕНСОН. Что ж, получится отличная история.
ФАННИ. Обязательно тебе писать этот мусор?
СТИВЕНСОН. Благодаря этому мусору у нас на столе есть еда.
ФАННИ. Но зачем тратить время на какую-то дешевую, вульгарную страшилку, если ты можешь написать то-то пристойное и укрепляющее моральные устои?
СТИВЕНСОН. Если хочешь укрепить моральные устои, сходи в церковь. Я пишу лишь то, что говорят мне домовые.
ФАННИ. Домовые? Теперь ты говоришь с домовыми? Ты чем-то накурился.
СТИВЕНСОН. Я называю их домовыми, но они больше похожи на демона Киплинга.
ФАННИ. У Киплинга есть демон?
СТИВЕНСОН. Так он говорит.
ФАННИ. Его жена знает?
СТИВЕНСОН. Демон – это голос внутри, звучащий в голове. Киплинг говорит, что все хорошее идет от него. Легко работается, когда демон говорит, а тебе остается только записывать сказанное им.
ФАННИ. Звучит ужасно.
СТИВЕНСОН. Разумеется, ужасно. Это искусство.
ФАННИ. Но именно это я увидела, когда ты открыл глаза. На мгновение на меня смотрел демон. И взгляд его был таким леденящим. И что еще ужаснее, ты, похоже, узнал меня, да только это был не ты. Это был кто-то внутри тебя.
ДЖЕННИ. Мне всегда казалось, что внутри тебя кто-то еще.
СТИВЕНСОН. Вот тут возникает законное желание уточнить, чей это был кошмар: мой или твой.
ФАННИ. Где ты был этим вечером? Я боялась, что тебя убили на улице.
СТИВЕНСОН. Я был с Хенли, и мы потеряли счет времени.
ХЕНЛИ (глядя на них с левой части балкона, сочиняя на ходу, прилично выпивший). О, ночь, покрывающая меня, / Чернильно-черная меж столбами, / К сосиске скорее веди меня…
ФАННИ. Льюис, не должен ты всю ночь пить в этом влажном воздухе. И этот шакал Хенли в курсе. Твои легкие такого не выдержат. Почему он задерживает тебя допоздна? Он сознательно пытается тебя убить?
СТИВЕНСОН. Вероятно. Писатели всегда пытаются убить друг друга. Но после нашей свадьбы я вижусь с ним крайне редко, и мы всегда отлично проводим время. Он совершенно безвреден, знаешь ли.
ХЕНЛИ. Я благодарю богов, кем бы они ни были, за мою неукротимую… Прошу меня извинить. Должен прервать мысль, чтобы окрестить мочой загаженную крысами брусчатку. (Пошатываясь, уходит в темноту по задней левой лестнице).
ФАННИ. Я думаю, он ужасный и