Он поцеловал жену в лоб. Элизабет прижалась к супругу.
– Скоро у нас будет еще ребенок, правда?
Жозеф кивнул, соглашаясь. Ему не терпелось вернуться домой, где можно было разговаривать в полный голос, ходить куда вздумается и курить трубку.
После ухода четы Маруа и их соседа в монастыре воцарился покой. Монахини разбрелись по своим спальням. Каждая на свой лад думала о несчастье, постигшем мадам Маруа.
Сестра Аполлония долго молилась. Старшая сестра у нее на глазах умерла в тяжелых родах.
«Женщины готовы жертвовать своей жизнью, чтобы подарить жизнь, – думала она в промежутке между молитвами. – Боже милостивый, спаси и сохрани нашу соседку Элизабет и всех матерей! Да пребудут они под твоей защитой!»
Она вслушалась в затихающие завывания бури. И мысли ее, полные сострадания, обратились вдруг к женщине, которая решилась расстаться с Мари-Эрмин, без сомнения, ценой жестокого страдания.
«Бедняжка, как она, должно быть, горюет, лишившись своего ребенка!»
Очень далеко от Валь-Жальбера проснулась Лора. Жослин спал на полу, совсем рядом. Погруженная в сумерки комната казалась до странности тихой. Вместе со здоровьем к молодой женщине возвращалось осознание всего ужаса их положения. Вынести это у нее не было сил. Она думала о том, как это несправедливо и больно – проснуться без своей девочки, не ощутить прикосновения ее атласной кожи, не иметь возможности обнять ее, как она только что делала это во сне.
«Мое счастье, мое сокровище, я обнимала тебя крепко-крепко, и ты прижималась к моей груди. Мы были вместе, и ты смеялась! Ох, если бы только я могла вернуться назад, пойти в монастырь и обнять тебя, увести с собой!» – думала она, стараясь плакать как можно тише.
Лора рыдала до самого рассвета, призывая смерть, которая отказывалась прийти за ней.
Глава 3
Песня о клене
Валь-Жальбер, Mardi gras[7] 1916 года
Второй день шел снег. Жизнь в поселке Валь-Жальбер, казалось, замедлила свое течение, утопая в вихре пушистых снежных хлопьев. Но никому и в голову не приходило жаловаться, потому что дни и ночи стали не такими холодными. В домах гудели водонагревательные котлы, и большинство женщин в это утро смазывали жиром сковородки, чтобы напечь к празднику блинов.
Элизабет Маруа стояла на монастырском крыльце. Она уже трижды постучала и решила было, что сестры куда-то ушли. Наконец за дверью послышались шаги.
– Мадам Маруа! – удивленно воскликнула сестра-хозяйка, открывая одну створку двери. – Скорее входите!
В руке молодая женщина держала корзинку с крышкой. Она указала на нее монахине.
– Я принесла вам оладий, они еще теплые. Мне так и не выпало случая сказать вам спасибо. Карантин закончился, вот я и пришла.
Элизабет говорила тихо и немного стеснялась. В присутствии монахинь она робела, да и опасалась, что ей откажут в просьбе, с которой она к ним