Летний тенор. Влас Дорошевич

      Я сидел на своей террасе и пил чай, он – на своей и был углублен в фотографии.

      Неожиданно он повернулся ко мне и спросил:

      – Вы пописываете в газетах?

      Я поклонился и отвечал:

      – Да.

      Он снисходительно кивнул головой:

      – Можете написать, что тенор Аполлонов приехал и нанял себе дачу!

      Я поклонился:

      – Благодарю. Но я не по этому отделу.

      Он посмотрел на меня с сожалением:

      – Ах, вы не пишете музыкальной критики?!

      И, не кивнув мне, повернулся, запел какие-то рулады и ушел в комнаты.

      На следующий день он протянул мне карточки и сказал:

      – Вот!

      Он подошел к палисаднику и подач. Я подошел к палисаднику и взял.

      – Вы были в цирке гимнастом? – с интересом спросил я, увидав фотографии.

      Он снисходительно улыбнулся:

      – Это так, для психопаток! Видите, специально в будуарном формате! В матросской рубашке с декольте. С обнаженными руками. Весь в трико. У вас тут в столице масса психопаток. Будут приставать!

      – Да, психопаток, говорят, очень много.

      Он улыбнулся самодовольной улыбкой. Я подал карточки:

      – Благодарю вас!

      – Возьмите. При вашей газете есть эти… как они называются… с картинками…

      – Иллюстрированные приложения?

      Он кивнул головой:

      – Они самые. Редакция потом будет искать моих карточек.

      Я поклонился:

      – Благодарю вас. Когда редактор начнет искать, я у вас попрошу!

      Он кивнул головой, запел руладу и пошел прочь. Назавтра он спросил меня:

      – Запаслись билетом?

      – Куда?

      Он посмотрел удивленно:

      – А на открытие! Сегодня открытие.

      – Нет.

      Он с сомнением покачал головой:

      – Рискуете не достать.

      – Ну, что ж! Я в опере, собственно, ничего не понимаю.

      Он небрежно окинул меня взглядом:

      – Может быть, я возьму «do».

      – Когда?

      – Сегодня вечером.

      – А может быть, и не возьмете?

      Он отвечал небрежно:

      – Глядя по настроению. Я посмотрю мою публику. Может быть, я ей возьму мое «do», a может быть, и нет!

      Он презрительно пожал плечами:

      – Дело летнее. Мы, артисты, смотрим на это, как на отдых. Как на шалость.

      – Вы уже пели в столице?

      – В первый раз. Я делал Италию.

      – Как?

      – Я проделывал Италию. Пел во Фраскати[2], – это около Рима. В Кастеллямаре[3], – это около Неаполя. В Комо[4], – это около Милана. В Калабрии[5], около Реджио, со мной презабавный случай был. Пою «Пророка», – успех колоссальный. Особенно зрители в первом ряду. В энтузиазме. Биссирую. Выхожу во втором акте, – весь первый ряд пустой. Оказывается, их арестовали в антракте!

      – За шум?

      – Да нет! За то, что накануне кого-то на дороге ограбили и зарезали!

      – В каких театрах приходится петь! А в России где изволили подвизаться?

      – В России я сделал Стародуб[6]!

      – Ах, Стародуб это вы сделали?

      Он хитро прищурился.