– Вы целы, месье? – самым приветливым тоном спросила Шатин, переправляя вещицу себе в карман.
Мужчина едва глянул на нее, поправляя шляпу.
– Да, мальчик, вполне.
– Осторожнее на Зыбуне, месье. Для особ вашего ранга здесь небезопасно.
– Merci[3], – рассеянно поблагодарил ее франт и бросил недоеденный абрикос в сторону Шатин.
Та, поймав, сверкнула благодарной улыбкой:
– Vive Laterre![4]
– Vive Laterre! – отозвался он и пошел своей дорогой.
Шатин ухмыльнулась ему в спину, развернулась на пятках и спрятала недоеденный абрикос в карман. Ей понадобилась вся сила воли, чтобы не слопать его тут же на месте.
Она понимала, что незнакомец еще не скоро хватится золотого медальона. У него таких, наверное, десяток в ледомском маноре. А для Шатин это шанс изменить все.
И уж она своего не упустит.
Поднявшийся ветер завывал между лотками и злобно кусал кожу. Шатин плотнее закуталась в рваный черный плащ, тщетно пытаясь согреться. Дело вовсе не в дырах и не в оторвавшейся подкладке. Беда в том, что у нее совсем нет жира: как говорится, только кожа да кости. Вот она постоянно и мерзнет.
Но после такого крупного выигрыша настроение у девушки заметно улучшилось.
Шатин двинулась к южному выходу с Зыбуна, огибая лотки с заплесневелой картошкой, тощими стрелами порея и вонючими водорослями, которые сгребали тут же в порту. Ее походка была легкой как никогда. В каждом шаге крылась надежда.
Однако, не успев миновать старый грузовой причал, Шатин почувствовала на своем плече тяжелую руку и замерла, вздрогнув, словно бы от озноба.
– Ах, как мило с твоей стороны помочь представителю второго сословия, – проговорил холодный механический голос. – Никогда не замечал за тобой подобной учтивости, Ренар.
Он произнес это таким тоном, что у Шатин упало сердце.
Зажмурившись, чтобы собраться с силами, она навесила на лицо радостную улыбку и только потом обернулась.
– Инспектор Лимьер! Всегда рад вас видеть!
Каменное лицо не дрогнуло. Его выражение вообще никогда не менялось. Электронные импланты, вшитые с левой стороны, превратили Лимьера в киборга и почти не позволяли ему выражать эмоции. Шатин часто гадала, умеет ли инспектор вообще улыбаться.
– К сожалению, не могу сказать того же о себе, Тео, – холодно ответил полицейский.
Шатин ее звали только родители. Для остальных обитателей Трюмов она была парнем по имени Тео. Стала изображать его еще десять лет назад, когда их семья еще только переехала в Валлонэ, столицу Латерры. Шатин уже тогда смекнула, что мальчишкам живется куда проще, чем девочкам.
Она поцокала языком:
– Очень жаль, что вы ко мне так относитесь, инспектор.
– Что ты стянул у доброго господина? –