Старушка Германия
Она стала чувствовать себя потолстевшей килограмм на пять. Тело буквально раздулось, как воздушный шарик всего за сутки, живот надулся, как будто она съела целый арбуз. Она пыталась это ощущение скинуть в пробежке и упражнениями, но к вечеру почувствовала, что пришел крындец.
Месяц в обществе, постоянный страх, который она чувствовала, новая огромная куча информации, сканирование людей и предвиденье их судеб, наполненных страданиями, настолько ее переполнили, что последнее чувство ужаса от будущего Германии и страх оставаться тут, усиленный невозможностью уехать и страхом быть прикованным к этому ужасу на вечно, ее добили. Недовольство стало расти как снежный ком, страх заедаемый целый месяц мороженным и шоколадом увеличивался не только в сознании, но и складировался уже на физическом теле. Ему надо было где-то поселяться, и тело увеличивалось.
Она снова побежала на пробежку, которая давалась с трудом. Тело было тяжелым, как каменовоз. Она пыталась освободить свои мысли, сделать голову пустой, просила прощения у энергии, что превратила ее в страх, обиды, гнев, отчаянье, недовольство и отпускала ее на свободу, умоляя превратиться в энергию первоначальной любви и поцеловать ее любимую несчастную Германию в благодарность за тот рай, который она ей устроила.
Она любила ее больше всех людей, кто в ней жил. По крайней мере ей так казалось. Ее маленькая, чистенькая, аккуратненькая старушка Германия была захвачена, собственноручно пущенными ею варварами со всего света. Она пыталась их приучить к своему порядку и законам.
Она бежала по идеальной дорожке в окружении тщательно ухоженных полей, вокруг была тишина, которую она просто обожала, где не было ни души. И вдруг она увидела следы «варваров». Тех самых, которые в ее ощущениях представляли огромную тучу, нависшую над Германией. Тучу необразованных, темных, агрессивных, обкуренных людей. Следы были в разбитых об асфальт бутылках пива, прожженном деревянном столе, заботливо сделанном для путников. Это были остатки чьего-то гриль пати, но абсолютно точно не немцев.
Она ощутила боль в сердце. Это был плевок в ее любимую и идеальную старушку Германию. Но в тоже время она понимала, что у Бога все под контролем и просто так это произойти не может.
Она бежала, пытаясь освободить себя от излишних переживаний за совершенно чужих ей людей, и снять с себя ответственность за то, что творится в мире, за несправедливость, за страдания. Она знала, что ей не надо никого спасать, кроме себя, но не понимала почему тогда ей так больно, и ее так возмущает то, что она видит, даже эти осколки. И вдруг она поняла, что боль, это есть проявление любви. Просто теперь ей надо было эту любовь направить в какое-то созидательное русло. Бог давал ей эту боль – любовь, чтобы она что-то с ней сделала. Она была женщина, она могла только отвечать за свои чувства и брать