– Капость!* – говорит она, улыбаясь, и берёт в руки вязание.
Подхожу к ковру на стене и вожу пальчиком по узорам и вижу, что они становятся светлее. Когда это занятие надоедает, я достаю с полки книжки и разглядываю картинки. Одна из книг мне нравится больше всего – «Яноама». Это любимая бабушкина книга, она часто пересказывает мне её содержание:
– Так зовут девочку, которую похитили индейцы. Она выросла среди них, родила детей, а через несколько лет сбежала и написала о своих приключениях книгу.
Смотрю на фотографии индейцев, их разукрашенные лица, выпяченные губы, проволоку в ушах – мне страшно и вместе с тем интересно. Я представляю себя у индейцев – иду с ними по охотничьей тропе, внимательно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к малейшим звукам, ем на ходу ягоды и коренья, переговариваюсь знаками. Старый сундук у печи становится огромным кабаном, а большой тёмный шкаф в углу – слоном. С замиранием сердца я подползаю к «кабану» поближе и с громким криком вонзаю в него своё копьё – потрёпанный веник. Бабушка, наблюдавшая за мной, заразительно смеётся, и я хохочу вместе с ней. Солнечный зайчик снова возвращается и веселится вместе с нами, снег уже перестал, и мне хочется на улицу. Бабушка протягивает мне шерстяные носки:
– На-ка, вольница, примерь, должно быть в самый раз.
Тёплые носки приятно согревают ноги. Я обнимаю бабушку и спешно одеваюсь, впереди длинный зимний день, полный радости и открытий…
…Бабушки нет уже полгода. Я смотрю на обгоревшую, слегка потрёпанную книжку со звучным названием «Яноама», которая стоит на моей полке, и вспоминаю дни, наполненные теплом и любовью. Бабушка, как и та девочка из книги, прожила трудную жизнь, со смирением принимая все невзгоды и радуясь каждому счастливому моменту. А самое главное – она донесла до меня тепло души, согрела добротой и любовью. Благодарю тебя за детство, баушка! Уверен, что у тебя всё хорошо, и ты наконец-то вернулась из индейского плена. Домой.
*Капость – проказник (диал.)
Ленточка
Так Колька называл свою работу. Было в этом слове что-то ласковое, нежное, воздушное. Вот только Колькины знакомые, узнав, что он работает «на ленточке», качали головой. В их взгляде Колька частенько замечал усмешку, самодовольство и даже лёгкое презрение. Колька не тушевался, он настолько привык к работе, что не представлял никакой другой. Совсем не воздушная и уж точно не лёгкая ленточная пилорама кормила и поила его уже несколько лет. Начинал Колька укладчиком досок, затем стал работать помощником рамщика, а через год встал на раму самостоятельно и с тех пор ни разу не изменил ей. Он ловко поддевал бревно крючком, закатывал с помощником на станину и намётанным глазом моментально определял –