Все молчит в оцепененье чудном.
Кастор с братом дремлют на посту.
Гастарбайтер с гаденьким прищуром
Выметает ломкую листву.
Августейший воздух загустевший
Разгоняет пришлая метла,
Разметая в жизни опустевшей
Место, чтобы сжечь ее дотла.
Будет все, как водится при взрыве –
Зов сирены, паника родни,
Зимние, голодные и злые,
Оловом окрашенные дни.
Но зато рассвета багряница,
Оторопь сучья и дурачья,
Сладость боя, свежесть пограничья –
Нищая земля, еще ничья!
Все, что было, рухнет в одночасье.
Новый свет ударит по глазам.
Будет это счастье иль несчастье?
Рай в аду, вот так бы я сказал.
И от этих праздников и боен
Все сильней душа моя болит,
Как страна, в которую не встроен
Механизм ротации элит.
Свежесть
Бабах! из логова германских гадов Слышны разрывы рвущих их снарядов, И свист ужасный воздух наполняет, Куски кровавых гуннов в нем летают.
Люблю тебя, военная диорама,
Сокровище приморского городка,
Чей порт – давно уже свалка стального хлама,
Из гордости не списанного пока.
Мундир пригнан, усы скобкой, и все лица
Красны от храбрости и счастья, как от вина.
На горизонте восходит солнце Аустерлица,
На правом фланге видны флеши Бородина.
Люблю воинственную живость, точней – свежесть.
Развернутый строй, люблю твой строгий, стройный вид.
Швед, русский, немец – колет, рубит, скрежет,
И даже жид чего-то такое норовит.
Гудит барабан, и флейта в ответ свистит и дразнится.
Исход батальи висит на нитке ее свистка.
– Скажи, сестра, я буду жить? – Какая разница,
Зато взгляни, какой пейзаж! – говорит сестра.
Пейзаж – праздник: круглы, упруги дымки пушек.
Кого-то режет бодрый медик Пирогов.
Он призывает послать врагу свинцовых плюшек
И начиненных горючей смесью пирогов.
На правом фланге стоит Суворов дефис Нахимов,
Сквозь зубы Жуков дефис Кутузов ему грубит,
По центру кадра стоит де Толли и, плащ накинув,
О чем-то спорит с Багратионом, но тот убит.
Гремит гулко, орет браво, трещит сухо.
Японцы в шоке. Отряд китайцев бежит вспять.
Бабах слева! бабах справа! Хлестнул ухо
Выстрел, и тут же ему в ответ хлестнули пять.
На первом плане мы видим подвиг вахмистра Добченко:
Фуражка сбита, грудь открыта, в крови рот.
В чем заключался подвиг – забыто, и это, в общем-то,
Не умаляет заслуг героя. Наоборот.
На среднем плане мы видим прорыв батареи Тушина,
Тушин сидит, пушки забыв, фляжку открыв.
Поскольку турецкая оборона и так разрушена,
Он