В своих поездках по миру левые активисты почти не взаимодействовали с местным населением, не слишком отличаясь от обычных туристов. Тарик Али, который в свободное от революционной деятельности время писал путевые очерки для модного лондонского журнала, любил использовать выражения типа «Прага – город на все времена года». Между тем как раз Прага ярко демонстрировала ограниченность международных обменов в 68-м. Да, Пражская весна совпала с пиком протестных настроений на Западе, а многие западные студенты сочувствовали своим пражским сверстникам. Однако внешнее сходство между происходящим там и здесь следует считать обманчивым. Делая остановку в Праге по пути в Северный Вьетнам, Том Хайден завязал короткий роман с чешской девушкой. Общая атмосфера Чехословакии напомнила ему Беркли, но политическая «начинка» была совсем иной. В частности, Хайден обнаружил, что его возлюбленная, как и многие чешские интеллектуалы, считала, что правящий режим генерирует только ложь. Следовательно, заключала она, американское вторжение в коммунистический Вьетнам может оказаться не таким уж и плохим делом[88].
Чех Ян Каван был одним из тех студенческих лидеров, кто вместе с Тариком Али, Даниэлем Кон-Бендитом и Карлом-Дитрихом Вольфом участвовал в телевизионной программе BBC, посвященной волнениям 1968 года. При этом та относительная легкость, с которой он смог обратиться к западной аудитории и покинуть страну после вторжения советских танков, объяснялась исключительно тем, что юноша родился в Лондоне, а его мать была англичанкой. Один из биографов Вацлава Гавела, самого известного чешского «человека 68-го», описывал, как тот 13 мая 1968 года оказался в Париже по пути в Нью-Йорк. У него была назначена встреча с эмигрантом Павелом Тигридом в парижском аэропорту. У Гавела не было французской визы, но в тот день персонал аэропорта и сотрудники таможни присоединились к всеобщей забастовке, так что он без проблем проник в страну:
«Барьеры между Востоком и Западом рухнули… Границы потеряли значение. Паспорта устарели. Слежка была всего лишь пустым словом. Никто не задавал вопросов. Стерлись различия между гражданином страны и иностранцем, своим и чужим. Все были равны»[89].
История замечательная, но, увы, все было не так. К 13 мая Гавел уже три недели как находился в Нью-Йорке[90].
Риторика глобальных связей порой прикрывала местническую наивность некоторых решений и поступков. Австралиец Ричард Невилл добирался до своей сестры Джилл, живущей в Лондоне, автостопом. Проехав полпланеты, он тем не менее весьма слабо ориентировался в политике. По его воспоминаниям, на демонстрации 1969 года против вьетнамской войны они с девушкой «были так озадачены обилием левацких групп, что присоединились к колонне австралийских экспатов,