– Эя! – сказал Рафаэль. – Но все-таки, надо как-то помягче. Деликатнее. Она ведь женщина.
– И что? А я кто? – возмутилась Эя.
– Ну… Ты тоже… Конечно… – замялся Рафаэль.
– Эй, толстяк! – прикрикнула на него Эя. – Откуда сомнения в голосе?
– Нет никаких сомнений, – поспешил заверить Рафаэль.
Анна подумала, что ничего интересного она больше не услышит. Она открыла глаза и села.
Невдалеке стояла та самая азиатка. Эя, – повторила про себя Анна. Рядом с ней высился жизнерадостный кавказец: с красивыми черными глазами, густыми черными кудрями и объемистым животом. Рафаэль, – отметила Анна.
Он подошел, нагнулся и посмотрел Анне в лицо.
– Успокойтесь! Мы не причиним вам зла.
– Кто вы? – спросила Анна.
– Меня зовут Рафаэль. А это – Эя.
Ну, это она и так знала.
– Будь умницей! – строго сказала Эя. – Или руку сломаю.
Это она тоже знала.
Анна встала. Голова немного кружилась.
– Она добрая, – Рафаэль показал на Эю.
Анна кивнула.
– Я уже поняла.
– А вы кто? – спросил Рафаэль.
Анна огляделась. Отца в холле не было.
– Где мой отец?
– Вы приехали сюда с отцом? – участливо спросил Рафаэль.
– Да. Сергей Николаевич Крылов – мой отец.
Рафаэль и Эя переглянулись. Рафаэль эмоционально всплеснул руками. Эя флегматично пожала плечами.
– На ней же не написано, – сказала Эя. – Я защищала профессора.
– Где он? – спросила Анна.
– Наверное, у себя в кабинете, – предположил Рафаэль.
11
Профессор Крылов окинул взглядом кабинет. Все здесь было свое, родное. Профессор ласково потрепал книжный шкаф с медицинской литературой, с любовью огладил письменный стол.
Ему стало немного легче. Не зря говорят: «Если больному не становится легче при виде врача, значит, это – не врач». Так же и с больницей: если стены не помогают, значит, нужно строить новую.
С этой – все было в порядке. Стены помогали. Профессору стало лучше. А вскоре, когда прибудут по вызову – Анна вызвала их, он сам слышал звонок – его друзья, станет совсем хорошо. Надо только дождаться.
Только бы дождаться, – твердил он про себя, но – вновь послышался тот самый звук. Тихий, еле уловимый, звенящий.
Тело снова стало медленно стекленеть – по-другому он это назвать не мог. Не только тело, но и слова, мысли, чувства. Все терялось и путалось, будто в бесконечном зеркальном лабиринте. Переливалось – из одного отражения в другое. Ускользало. Уходило вглубь, в темноту, в неизвестность, чтобы никогда больше не выйти на поверхность.
Это пугало. Но он ничего не мог поделать. Звук нарастал. Приближался. Звал, манил, приказывал следовать за собой.
Профессор огляделся. Он, наконец, смог установить источник. Звук исходил от зеркала, висевшего над раковиной.
Профессор,