Он шагнул к ней.
– Уж не моя ли искусная игра на лютне тому причиной?
Она отрицательно покачала головой.
– Тогда, вероятно, мое умение ловко завязывать и развязывать узлы?
Изабелла рассмеялась.
– Или то, с каким благородством я держусь в седле?
– Напиши меня, Леонардо. – Изабелла подалась вперед, не вставая с кресла. – Я жду этого с тех самых пор, когда впервые увидела, как нежно ты касаешься кистью холста…
– Ах, это. – Леонардо пренебрежительно взмахнул рукой. – Помнится, твой супруг толковал только о башнях, рвах и конюшнях. – Он подошел к панно, которые стояли возле стены, и начал перебирать их, рассматривая беспомощные жалкие копии великих полотен: «Стигматизации святого Франциска» Джотто, «Чуда со статиром» Мазаччо…
– О да, лошади, шлюхи и война чрезвычайно увлекают моего супруга. Но не меня. Коли уж на то пошло, он куда чаще оставляет меня править Мантуей, чем правит сам… – Она поднялась и подошла к Леонардо. – И потом, благодарение Господу – я ношу под сердцем наследника владетельного рода Гонзага, так что имею право диктовать свою волю… – У Изабеллы уже была дочь, но на сей раз она верила в то, что родит сына. – Если я и жертвую драгоценностью для того, чтобы приобрести картину, она всегда того стоит – я ни разу еще не пожалела об этом.
– Зачем ты держишь здесь эту мазню? – Леонардо выхватил из стопки полотен убогую копию своей «Тайной вечери». – Бог мой, кто ж это сподобился? – Он повернулся к Изабелле, та вспыхнула румянцем стыда. – Ты знаешь мою фреску лучше и глубже, чем этот бездарь, кем бы он ни был. Ты была в Милане в то время, когда я прорабатывал свой замысел, ты была там, в трапезной, когда я наносил на стену пигменты…
Изабелла забрала копию из рук Леонардо.
– Ты и правда очаровал меня тогда.
Она своими глазами видела, как он накладывал на изображения лиц и фигур геометрические трафареты, применяя математическую эстетику к живописи. Она просила его объяснить ей, что означают эти выразительные линии перспективы, проходящие через потолок; от него она узнала о том, что три окна на заднем плане символизируют Троицу. Он даже открыл ей свой тайный музыкальный код, зашифрованный в расположении хлебов и тарелок на столе.
– Со смертью сестры мои поездки в Милан прекратились, и мне не довелось увидеть твою фреску в готовом виде. Эта копия – все, что у меня есть. – Изабелла вдруг усмехнулась. – А впрочем, ты прав. Эти фигуры плоски, в них нет жизни…
– Так позволь мне сжечь эту подделку! – Леонардо попытался выхватить картину у Изабеллы, но та оказалась проворнее. Со смехом она спрятала полотно за спину и побежала через кабинет, искусно лавируя между хаотично расставленными бюстами римских императоров.
– Как ты этого добиваешься, скажи на милость? Люди у тебя получаются будто живые – словно твои модели дни напролет