Владимир Козловский с отцом, Таксим, Стамбул, 1940 г.
Владимир Козловский в форме лицея Сан-Пульшери, 1938 г.
Лицей Сан-Пульшери, Стамбул, 1940 г.
Сан-Пульшери (Владимир Козловский – второй слева), 1940 г.
Кстати, эта школа давала совместное начальное обучение, до четвертого класса мальчики и девочки учились вместе, что было большой редкостью для того времени и страны. Самое яркое впечатление от начала учебы у меня связано с историческим событием, похоронами Кемаля Ататюрка в 1938 году. Кажется, я был во втором классе, когда это случилось. Турки обожали и боготворили Ататюрка, и на его похороны, естественно, вышли и школы полным составом, чтобы отдать искреннюю дань уважения. Я шел вместе со всеми в траурной процессии. Конечно, это был выдающийся государственный деятель, настоящий отец нации. Не повезло Турции, что он умер довольно рано, всего в 57 лет. Но что делать… Говорят, он очень много пил: и виски, и коньяк, и раки.
Хочу заметить, что несмотря на все предыдущие войны с Россией, Турция после нашей революции приняла очень много беженцев. Те, кто бежал через Крым, Новороссийск, Одессу, попадали сперва в Турцию. Многие там и остались, хотя кто-то в 30-е годы поехал дальше: в Америку, Австралию, Канаду. Такую лояльность к русским я считаю заслугой именно Ататюрка. Его не стало, и отношение к иностранцам постепенно изменилось, как, впрочем, и вся страна. Его последователи не преуспели в продолжении его миссии, политика страны стала радикальной…
Тогда, в Стамбуле, я впервые встретил своих соотечественников не из числа эмигрантов. Это было в обувном магазине «Адмирал», неподалеку от российского консульства. Двое незнакомых мужчин выбирали обувь и разговаривали по-русски. Не знаю, что именно навело меня на эту мысль, но я громко спросил своего отца: «Папа, смотри – это большевики?» Папа просто увел меня из магазина, но направленные на нас пристальные взгляды я помню до сих пор. Мне было лет 5, значит, это произошло в 1937 г.
Кстати, именно в этом году папу арестовали на двое суток, обвинив в шпионаже в пользу Советского Союза. Абсурднее обвинение придумать было нельзя! К счастью, довольно быстро выяснилось, что папа не тот, кто был нужен полиции: им поступили сведения на советского шпиона по фамилии Козловский, но это был всего лишь однофамилец. Поэтому папу довольно быстро выпустили.
Другое мое отчетливое воспоминание о турецкой школе связано с «национальным вопросом». Мы все там были представителями разных конфессий: католики, православные, мусульмане, евреи. В нашем классе был мальчик Иван Шик, чешский еврей. У него была ярко выраженная семитская внешность, к тому же он был слишком хорошенький, поэтому его часто задирали. Дети, как известно, часто бывают жестокими и дразнят тех, у кого другой цвет кожи или еще что-то не так, как у большинства. Однажды во время перемены к этому Ивану пристали три мальчика постарше: грек, мальтиец и кто-то еще. А я его защищал. И нас, скажем так, слегка поколотили. Так с ранних лет я стал интернационалистом и оставался