Наш урок разберут, буде мертвых пречтут и нагих.
Север Азии мил, а в раю лишь едины когорты,
Краска смерти сотрет основные земные цвета,
Что за яд изорвал нетлеенные эти аорты,
Скажет Вакх нам скорей, скажут бренность и славы тщета.
Одиночество в мраморе кармном легко небодержцам,
Слишком долго свои мировольные узы несли
Мы к оцветникам райским, теперь и речем громовержцам,
Небо полнившим вечность, чтоб те не касались земли.
Знаю я, кто убил и меня, и могильщиков оных,
Бедный Йорик очницы вперяет пустые из тьмы
В тени жалкие ал, в турмы мертвых, на шатах зеленых
Мало будет свинца, северяне добавят сурьмы.
Той багряной сурьмы, от которой пьянели царицы,
Молодые наложницы делались мела белей,
Фаэтон улетел, но иные гремят колесницы,
Рим не любит молчанья и антики шумен келей.
Нас рабыни любили, а профили грешниц и ныне
Светлый рай украшают, нимфетки не знают времен,
Посмотри, посмотри, как за нами в тартарской пустыне
Совлачатся они, как у наших стенают рамен.
Станем ими опять любоваться, доколе возможно,
Забывать ли сейчас меловых и рыдающих дев,
Нас любили они, а теперь благочестие ложно,
Вот и плачут пускай, тени царские в мгле разглядев.
Белладонны для всех напасли и вина данаиды,
В арманьяк и рейнвейн пусть глядятся ловцы жемчугов
Из летейских каналов, исторгнут и тени Аиды,
Жемчуг свой подберем, хватит льда для каверных слогов.
Но молю, не сдвигай свечи ненависти к изголовью,
Может, встретимся вновь при зажженных во славу свечах,
После смерти полюбят меня, но такою любовью,
От которой застынут и слезы в кровавых лучах.
Сарматский реквием
Во льдах сердец, в сих глыбах плитняков
Не высечь и во имя искупленья
Сокрытые склепеньями веков
Святые искры вечного моленья.
Гранил их серный дождь, летейский вал
Онизывал свечением узорным,
О тех воспоминать, кто забывал,
Чтоб все могли пред огнищем тлетворным.
Бездушные теперь гробовщики,
Глазетом ли украсить наши гробы,
Хоть розовые паки лепестки
Идут ко винам августовской пробы.
Нам отдали цветы свой аромат,
Как грянем в барбарийские кимвалы,
О Боге всплачет горестный сармат,
Эллин узрит иродные подвалы.
Тем ядрица багряная мила,
Пусть пирствуют алкающие манны,
Содвинем тени кубков у стола
И бысть нам, потому благоуханны.
Тлеением и оспой гробовой
Делятся не вошедшие в обитель,
Кто в колокол ударил вечевой —
Окровавленный Фауста губитель.
Распишет