Муза для маньяка. Лариса Радченко

щёку. – Ты где так оцарапался-то?

      Тот невольно вскинул руку:

      – Ветки сухие обрезал.

      – А-а… Осторожнее бы ты. Так вот, утром Свирид пошёл на рыбалку, а там, у бережка, девица плавает. Красивая такая, явно городская, в одном платьишке… Свирид-то трясся весь, когда рассказывал. Говорит, волосы её по воде белые, а глаза открытые… Ужас!

      – Утонула? – От лица Егора отлила кровь.

      – Да ну. Кто же станет купаться-то в платье да туфлях? Да и холодно и дождь ночью лил. Убили, точно тебе говорю.

      – А что полиция?

      – Приехали, берег оцепили. Ужас! Ладно, побегу… – Она махнула рукой, а потом вдруг улыбнулась: – А к тебе что, гости приехали?

      – Гости?! – растерялся Егор, но тут же спохватился: – Да, есть такое дело.

      Соседка ещё мгновение изучала его лицо, похоже, ожидая, что он продолжит говорить, но так и ушла, не удовлетворив любопытство.

      Ворвавшись в дом, Егор рывком открыл дверь комнаты, куда ночью определил Музу. Увидев её, мирно спящую, он улыбнулся и, тихонечко прикрыв дверь, на цыпочках ушёл в гостиную.

      К утру он забыл о ночном происшествии, по привычке отправился за молоком, и теперь вдруг подумал, что двух литров будет мало. А ещё, что надо было взять творог – он у Федотовны вкусный, и Музе наверняка бы понравился. Егор посмотрел на неприметно стоящие у порога туфельки. Поставив банку с молоком в холодильник, вернулся, взял туфлю и, определив пальцами, что она насквозь сырая, достал из шкафа газеты…

      Чистый, умытый посёлок грелся в долгожданных лучах восходящего солнца. Радостно пели птицы. На душе у Егора тоже было легко и светло. По-молодецки спрыгнув с крыльца, он прошёл через двор, к мастерской. У порога скинул калоши, надел рабочие тапочки и передник.

      – Муза, значит, говоришь… – Усмехнувшись, он похлопал рукой по лежащей на станине доске. – Ну, значит, будем ваять поэму!