При проведении обряда крещения новорожденного ребенка, сына Ивана Четвертого и Анастасии Романовой, в домашней церкви Великоханского терема в Москве «мамкой-челядинкой» был подменен новорожденный мальчик Федор на другого – внука няньки.
Мальчик из царской семьи попал в семью Висковатого (весть).
А царь Федор, как известно, не справлялся с правлением государством: неуверенный в себе, богобоязнен «постник» и молчальник царь Федор больше подходил для уединенной монашеской жизни, нежели для управления царством.
Поэтому по решению Думы был назначен при царе регентский совет из четырех бояр: Богдана Бельского, Никиты Романова, Ивана Мстиславского и Ивана Шуйского.
Случившееся произошло по попущению Живого Бога, чтобы сохранить для будущей России крепкую родовую династию Руриковичей (весть).
ПОДОПЛЕКА СМУТЫ
Первая часть
1533-ый год. МОСКОВИЯ. По случаю неожиданной хвори Великого хана Руси Василия Третьего – в начале декабря 1533-го года – в крестовой палате Кремля священники бдели всенощную, вымаливая у Господа Бога и Божьей Матушки поправку государю. Молебны о здравии Великого хана возносились во всех храмах, монастырях и церквушках Московии, однако самочувствие Василия Иоанновича не улучшалось. И тому была причина…
ОБДЕЛЕННЫЕ
А незадолго до хвори Великого хана, в семье Василия Васильевича Шуйского, идущего по дальнему роду кагана Рурика, между супругами выплеснулся давно назревший скандал.
Казалось, не могло быть связи между хворью государя Василия и семьей Шуйских. (Так считают современники, основываясь на далекой от истины традиционной версии истории Древней Руси). Однако связь была и весьма тесная.
Да и разразившийся в доме Василия Васильевича Шуйского, тридцатипятилетнего дородного и величавого мужа, с внешностью, отмеченной прямым носом и темными жгучими глазами, скандал промеж супругами имел косвенную связь с государем Василием. И каким образом все это касалось Великого хана?
Дело то было не ахти каким, а обыденным, житейским; и уже потом старательно укрывалось, так как касалось весьма знатных особ. Однако выплывало всякий раз, чуть разговор касался государя Василия Иоанновича и Шуйских.
Как ни крути, а дело то продолжительное время будоражило Москву пересудами и толками, да и не забывалось, не гасло в суматошной жизни Первопрестольной, как обычно случалось.
Зародившись огоньком, то дело раздулось, распалилось, обратившись вдруг в жгучий пожар. Житейское дело обратилось в пожирающе-алчный, ненасытно-горький, в кровавый террор, перерастая в смуту…
Да. Житейское дело обернулось государственным переполохом и кровавой сумятицей, смутой на Руси. И та смута будоражила Матушку Россию восемьдесят лет (весть).
И что же это за дельце, которому оказалось по силушке повернуть Матушку Россию, плавно