– Атака не началась? – спросил Вадим.
– И началась, и закончилась. Обили мы атаку. – Муромов и еще один солдат приволокли Вадима в окоп, когда немцы уже наступали.
– Что с Перетятько?
– Умер.
После контузии Вадим остался на передовой. Несмотря на уговоры. Чувствовал он себя отвратительно. Мучили головные боли. Движения стали какими-то замедленными.
Он слышал, как солдаты между собой называли его: наш негр.
Через два дня, за обедом, Муромов веско произнес:
– Вадим, иди в госпиталь. А то без глаза останешься. – Он протянул Вадиму карманное зеркало. – Ты глянь на себя!
Из зеркальца на Вадима смотрел незнакомый человек. Черное от сажи, раздутое с левой стороны лицо. Опаленная рыжая борода. Заплывший, слезящийся левый глаз. Гноящееся веко. Суровые складки у губ. Засохшие пятна крови на гимнастерке. Рука на перевязи.
– Полечишься, отлежишься, – говорил Гаврила. – Все равно сейчас от тебя пользы здесь мало.
Солдаты поддакивали.
– Как мало пользы? – с серьезным лицом возразил Вадим. – Я немцев буду своим видом отпугивать. Увидят меня и побегут без оглядки.
Бойцы захохотали. Но продолжали настаивать, чтобы он шел в госпиталь. Они своего командира взвода любили и берегли.
И Вадим согласился.
Он попал в эвакогоспиталь в селе Малая Ольховка. Ему поставили диагноз «Контузия и ожог глаза второй степени».
Удивительно это было: лежать на чистой постели, во всем чистом, слушать музыку. Совсем он от этого отвык. В их палате на стене висел репродуктор. Вадим, как всегда, просыпался рано. Он был жаворонком. И с нетерпением ждал, когда заговорит радио. Оно наполняло жизнь. Вадим с жадностью слушал все: новости, радиопостановки, чтение рассказов, стихов. Наслаждался музыкой.
И еще один больной рано просыпался – Дудин, глухонемой. Он лежал напротив Вадима у другой стены. Слух и речь Дудин потерял после контузии. Общались с ним жестами. Или писали на бумажке. Было что-то странное в его пробуждениях. Но что именно, Вадим не мог сообразить.
На четвертый день пребывания в госпитале Вадим, как обычно, проснулся раньше всех. Думал о войне. О себе. Ему не в чем было себя упрекнуть. Он вел себя на фронте достойно. Вот только на Маматова не надо было кричать. Ну, и плакать не стоило. Заговорило радио. Открыл глаза Дудин. Открыл глаза… И тут Вадим понял, что было странным в поведении Дудина. Он открывал глаза, как только радио начинало работать, Не раньше и не позже. Это повторялось каждое утро. Выходит, он все слышал! Значит, Дудин был или симулянтом, или шпионом.
Вадим пошел к врачу, рассказал о своих наблюдениях. Через полчаса Дудина увели.
На другой день, во время обхода, тот врач поблагодарил Вадима за бдительность.
– Разоблачили Дудина. Его завели в кабинет, а за шкафом особист стоял с пистолетом. Особист выстрелил в потолок. Дудин вздрогнул,