Нас замораживает голос Веры Петровны:
– Алексей Захарович, сколько раз вам говорить, что перед сном ребёнку дурить вредно! Она же кричит потом по ночам! Хм, не понимаю, вроде старый человек!.. Ира, домой!
Я виновато молчу. Личико Ирины сморщивается, она сопротивляется, плачет, с взвизгиваниями, с переливами, с потоком слёз, топает ножкой, но мать насильно тащит её из комнаты, напоследок бросив мне:
– Вот видите, до чего довели!
Вера Петровна меня ненавидит. Она собирается снова выйти замуж и ей нужна моя комната. Я понимаю её и не осуждаю: ей – жить. Меня просто удивляет эта ненависть к чужому, в сущности, человеку. Мне грустно от этого.
Я постилаю на диване, ложусь и, как всегда, долго не могу уснуть. Дождь не перестаёт. Я вслушиваюсь в его бормотание, шелест, вглядываюсь в темноту и думаю. Опять о жене, той семье… Думаю о Вере Петровне, и мне её жаль… Я вспоминаю Ирочку, её ужимки, лепет, солнечные её кудряшки, улыбаюсь и неожиданно думаю:
«Почему у меня всего одна дочь?.. Почему всего один внук?.. Зачем они далеко?..»
А если б Ирочка была моей внучкой? Я долго, во всех подробностях представляю себе, как бы росла она у меня на глазах… Я бы помогал ей по русскому языку, когда она пойдёт в школу… Впрочем нет, она будет у меня отличницей!.. А на выпускной вечер мы сошьём ей розовое платье…
Дождь за окном постепенно смолкает. Может, я уже уснул?
/1977/
НОВЫЙ РОДСТВЕННИК
Рассказ
Дверь им открыл невысокий плотный мужчина, как можно было догадаться, – сам Юрий Николаевич Плетнёв. Его мясистые пунцовые губы были раздвинуты в сиропной улыбке. Нос и щёки, и даже лысину он имел также мясистые, гладкие, с глянцем.
– Проходите, проходите, гости дорогие, давненько уж ждём с нетерпением…
Павел Афанасьевич Леснов, пропустив вперёд Оксану, с трудом перешагнул порожек, встал, прислонившись плечом к боковине массивной вешалки и тяжело опираясь обеими руками на трость. Лифт в доме отдыхал, и восхождение на пятый этаж не прошло даром. Боль в левой ноге, там, где давил протез, становилась уже невыносимой. Казалось, под зашитой кожей лопаются маленькие шарики, из которых выплёскивается расплавленный металл. Скорей бы сесть, вытянуть ногу и сразу станет легче – проверено опытом.
Встречать их в прихожую вышла вся семья Плетнёвых. Виктор, жених, уже полнеющий блондинистый молодец двадцати восьми лет, суетливо, с шуточками-прибауточками помогал раздеваться Оксане. Хозяйка дома, маленькая худая женщина с испуганным взглядом, своей сухой детской ладошкой зачем-то пыталась обтрясти снег с каракуля и суконных плеч Павла Афанасьевича, – тому от такого чрезмерного внимания было неуютно.
Наконец перездоровались, перезнакомились, разделись, прошли из мрачной тесной прихожей в большую комнату с ковровыми стенами и полом, массивными гардинами на окнах, маленькой искусственной ёлкой в углу, от которой накатывал терпкий дезодорантовый запах хвои. В центре комнаты сверкал роскошью хрусталя и фарфора круглый какой-то антикварный стол на одной