Секунд десять я растерянно смотрела на закрывшуюся за ним дверь, а потом бросилась собирать вещи. Койя несколько раз вывозила меня наружу, и я примерно знала, что может пригодиться. Я переоделась, заколола косу шпильками на затылке, сменила тканые тапочки на уличную обувь. Не такую, как у солдат – вместо кожаных массивных сапог или ботинок с набойками мне полагались тряпичные кеды с уже растрёпанными шнурками. Кроме того, кеды были выкрашены в розовый, что страшно меня раздражало. Подарок от Койи на семнадцатилетие. Ей нравилось наряжать меня, как куклу – светлые или яркие тона, бантики, нелепые нарядные платья… У меня было только одно тёмное облачение – черное траурное платье, выданное мне Койей перед похоронами одного из её братьев. Но оно напоминало Койе о мрачных днях, так что носить его я больше не могла.
Я взглянула в зеркало, висевшее на стене возле шкафа. Находилось оно тут лично для меня – Койя туда никогда не гляделась, а вот мне полагалось следить за прической и костюмом. Вид у меня был настолько нелепый, насколько это вообще могло быть. Светло-сиреневые штаны и обтягивающая белая майка без рукавов, с блестящим принтом-котёнком на груди. И ярко-розовые кеды. Нет, это было бы даже вполне неплохо, если бы не ситуация. Среди Птиц я буду выглядеть ожившей куклой.
Койя хотя бы выдавала мне свою куртку – массивную, широкую и тёмно-зелёную, как-то скрывавшую яркость остальной одежды. Своей верхней одежды у меня не было – зачем, если мне не полагается покидать базы.
Две смены белья и ещё одно платье я засунула в небольшую сумку, в которой обычно таскала средства для уборки; свой драгоценный ластик я положила в карман брюк, не желая с ним расставаться. Открытку со странной записью я тоже прихватила с собой, сложив в несколько слоёв и спрятав за ремень.
Ещё я забрала из шкафа обещанную Койей шоколадку и тоже пихнула в рюкзак; немного подумав, взяла и вторую – как знать, вспомнит ли Нэйвин, что меня надо кормить.
Больше, вроде бы, нести с собой и нечего. Только вот в майке было холодно даже здесь, в комнате.
Когда Нэйвин вернулся, он пару секунд смотрел на меня округлившимися глазами, а потом спросил:
– А нормальной одежды у тебя нет?
– А откуда? – хмуро спросила я.
– Ну да, – согласился Нэйвин. – Ладно. Шагай.
Я прошла мимо него к выходу; он ждал, чтобы пойти сзади. Но я успела сделать лишь несколько шагов, как вдруг Нэйвин остановил меня, схватив за плечи:
– Стой! Это ещё что… а где…
Проклятая майка. Вырез на спине был не глубоким, но всё же достаточным, чтобы торчал рисунок рабского клейма… которого у меня не было. Койя сжалилась надо мной – я умолила её не делать мне этой татуировки. Моё последнее право чувствовать себя человеком. Последняя надежда сбежать, не имея на теле несмываемой метки «верните меня хозяину».
– Где метка? – грозно спросил Нэйвин.
Он потянул ткань вниз, чтобы убедиться, что нужной картинки в самом деле нет. Я попыталась вывернуться, но он удержал на месте.
– Почему нет метки?!
– Койя