– А что мне оставалось? Конечно, пошел. И по мере приближения к дому ощущение присутствия в нем чего-то родного, близкого и знакомого только усиливалось. В этот раз даже калитка не создавала мне никакого препятствия, отнюдь, она распахнулась от легкого нажатия. Но, к сожалению, ни во дворе, ни в доме опять никого не оказалось. Хотя окружающая обстановка мне тоже была до боли знакома. Это и недостроенная бетонная дорожка к дому, прерывающаяся в метре от порога… и детский велосипед с прикрученными сзади балансирующими колесиками, подпирающий стену летней кухни… и даже потрепанный полосатый диван в зале… Прямо дежавю.
– Осознание этого вызвало у вас обеспокоенность?
– Я бы так не сказал, скорее наоборот. Это трудно объяснить, но, пересекая порог, я почувствовал себя в безопасности, ощутил какую-то душевную теплоту, заботу. Дом будто нашептывал: «Не бойся, тебе ничего не угрожает. Здесь ты под защитой. Здесь ты можешь расслабиться и отдохнуть с дороги. Положись на эти крепкие стены, доверься зову, и все будет хорошо. А теперь давай приляг, поспи». И я доверился.
– В смысле?
– Прилег. Мне же надо было где-нибудь переночевать, не так ли? – приподняв брови, поинтересовался я. Натали кивнула, заулыбалась и окинула меня несколько похотливым взглядом. – Вот я и завалился без задних ног на тот самый потертый диван. Правда, подремать толком так и не получилось. Неожиданно раздался громкий хлопок, заставивший меня раскрыть глаза, вскочить и рухнуть коленями на пол. В окне напротив я разглядел прислоненную к стеклу детскую ладошку, а вслед за ней появился и сам ребенок. Мышцы моего тела отреагировали незамедлительно. Некоторые из них затрепыхались, будто к ним незаметно подвели провода и врубили ток на полную катушку, а некоторые, наоборот, сковало, как при эпилептическом припадке. Сердце заколотилось с такой силой, что казалось, взорвется от перенапряжения…
– Спокойнее, Никита, спокойнее. Не волнуйтесь.
– На вид мальчугану было лет одиннадцать – двенадцать, не больше. Его глаза выражали сильную боль и горечь, а кожа имела неестественно бледный цвет, как у мертвецов. Только одним им весь этот кошмар не ограничивался. В обоих окнах зала стали появляться и другие люди. Мужчины, женщины, старики и дети. Они снова и снова тарабанили в окна, завывая хором: «Помоги нам! Помоги нам! Помоги нам!» Дрожь настолько сильно сковала ноги, что я с колен встать не мог, не то что бежать куда-то. Хотя следовало бы, да сломя голову. Но было уже поздно! Разбив стекла, они принялись залезать внутрь. И единственное, что мне оставалось в такой ситуации, – лишь схватиться за голову и орать. Орать что есть мочи. Орать до посинения. Орать в надежде, что кто-то прибежит ко мне на помощь. И я орал! Орал почти каждую ночь. Орал, пока не просыпался.
Улыбка с лица Натали исчезла уже давно, а в притягательных зеленых глазах прослеживался страх и сопереживание. Признаюсь, грешен, но мне страсть как захотелось пожалеть ее, прижать к себе. Чудом сдержался. Хотя, видимо, в ее планы понятие «сдерживаться» не входило. Подкравшись