– Да, Гуннар был серьёзный воин. – согласился отец. – Через лицо шрам, двух пальцев нет, а стрелу на лету ловил, кулаком доску тесовую ломал. А коли меч или топор в руки возьмёт, так и не подходи лучше. А учил он нас так: топора аль меча в бою щит первее. Щитом смял строй, сломил ворога, а уж потом топором маши. Учил нас и как воевать, коли руки пусты. На то и палка сгодится, и камень, и кулак. Ремень снял, камень взял – вот тебе и праща. В рубаху камень замотал – вот и кистень готов.
– Да ещё, как бесшумно к врагу подойти, как схорониться, чтоб недруг не заметил, да как в реке не задохнуться. – продолжил рассказ Вышата.
– Ой, да как же? – недоверчиво прищурил глаз Онфимка. – Али такое возможно?
– Возможно. А ты вот тростник срежь, что внутри пустой, а как в воду опустишься, во рту его зажми, да через него и дыши. – Вышата отхлебнул мёду, да взглянул на Онфимку, словно два огонька задорных глаза блеснули. – А вот сидишь в стороже, и видишь – вражья рать идёт. Как ты сообщишь о том князю, коли он далече? В городе, скажем…
– Ну-у-у… – задумчиво протянул мальчик. – Сяду на коня и поскачу.
– У врагов тоже кони. Поскачут следом, не на много раньше них к своим успеешь. – добавил отец.
– Тогда не знаю. – вздохнул Онфим.
– А надо костёр распалить на горушке. Коли днём, так чтоб дымил знатно, а коли ночью, так чтоб горел ярким пламенем. Так лучше видно. А по костру-то издаля свои поймут, что у тебя беда.
– А ты в стороже бывал? – спросил Онфим отца глядя на него горящими от восхищения глазами. Дождь за окном шёл, и кажется, не собирался кончаться, а в такую пору нет ничего лучше, чем лёжа на тёплых полатях слушать удивительные истории.
– Доводилось. – отец важно пригладил густую бороду. – Времечко было лихое. Басурмане с одной стороны, немец с другой. Князь заставы да дозоры по всей земле новгородской поставил. Сидим и мы с Вышатой в потемках у Ситна-озера, холодно, дождь хлещет, а огня зажигать нельзя – ворог заметит. Сидим, на дорогу поглядываем. Вдруг видим, басурмане лагерем становятся. Ну, коль встали лагерем, до утра точно никуда не денутся. Мы тихо, чтоб не вспугнуть, к своим. Наша сотня рядом в селе стояла. А сотник, Сова Рязанец, уже князю грамотку послал не простую. В ней слова все наоборот понимать надо, чтобы враг не понял, коли прочтёт.
– Как это? – спросил Онфимка, спрыгивая с полатей, и усаживаясь на лавку, ближе к отцу.
– А так… Пишем, что из Полоцка, мол, пришёл пленник, говорит что рать большая там собралась, а просим пшеницы на засаду. А понимать сие так следует – вместо пленника из Полоцка, что к тевтонам ближе, басурмане войском идут. Вместо того, что рать велика, пленником увидена, следует читать, что нету у нас войска, неприятеля встретить. А вместо просьбы прислать пшеницы на засаду, понимается что нужен тут и князь со дружиною, и новгородцы, кто с оружием дружен. А коли речь велась бы только о коннице, то просили бы овса, пешие воины –