– Ну что, как вы?
На лице – призрак улыбки.
– Жажду ответов, – усмехаюсь я, – но жду новых вопросов.
– Справедливо. Ладно, будет вам и то, и то.
Он не любитель болтать и быстро начинает осмотр. Проходит с головы до ног – заглядывает в глаза, слушает сердце и легкие, проверяет давление и рефлексы, пробует, болят ли суставы, а под конец оценивает силу моих рук – убедиться, что слабость не прошла дальше, – и, на вид довольный, говорит:
– Давайте пройдемся.
Мы вновь выходим в коридор и следуем за ним, как и десятки раз прежде, в тишь его кабинета, на удивление маленького, где посреди большой стол, а вокруг – стеллажи с медицинскими журналами и книгами, названий которых мне просто не выговорить. На стене, на самом видном месте, диплом Гарварда и грамоты в рамке. Врач устраивается в кресле, мы – напротив.
– Мы как никогда уверены в диагнозе, – сообщает он.
– Хорошо, – отзываюсь я. – У него название есть?
Доктор едва уловимо напрягается.
– Мы почти убеждены, что у вас многоочаговая аутоиммунная моторная аксонопатия. «МАМА», если вкратце.
– А что это? – спрашивает Кирстин.
– Во многом похоже на боковой амиотрофический склероз. Потому Джастину сперва и поставили неверный диагноз. – Он оборачивается ко мне. – Ваша иммунная система атакует нервную, и блокируются двигательные нервы. На чувствительные болезнь не влияет. Только на вашу способность двигаться. Обычно она поражает отдельные области тела, но у вас ударила по всему, что ниже пояса, – и этим, наряду с другими причинами, осложнила постановку диагноза. Такая аксонопатия обычно начинается с рук. А случаи столь обширных поражений, как ваше, довольно редки.
Жена чуть подается вперед и хватает меня за руку.
– Хуже станет? Сколько у нас времени?
– Как я сказал, у нас есть и вопросы, и ответы. – Он на миг умолкает. – Со временем будет хуже. Насколько, мы пока не уверены.
– Так чем грозит? – спрашиваю я.
– Вероятными осложнениями. А они – вашей смертью.
Слышу, как медленно и глубоко вздыхает Кирстин. Она плачет.
Не первый раз мне говорят, что я умру. Изначально диагностировали БАС, и доктор сказал: вам жить четыре года. С тех пор минуло почти девять. На этот раз срок неизвестен, но и прогноз другой. Все как-то пореальней.
– А причина известна? – спрашиваю я.
– Ну… в точности нет. Да и последствия тоже. Но иногда болезни следуют за травмой. – Он снова умолкает и собирается с мыслями. – Мы думаем, у вас она таилась с детских лет – и пробудить ее могла ваша автоавария.
– Что?
Со дня аварии прошло тринадцать лет.
Я как вчера помню то ясное морозное апрельское утро. Шел 1991 год. Над моим родным Онтарио, штат Орегон, сияло чистое небо, рассвет озарял очертания далеких гор, а я вышел за порог и ждал, пока Джейсон, мой друг, отвезет меня на баскетбольный турнир, до которого оставалось меньше часа.
– Да