Сожжение книг в Берлине прошло с большим размахом. На площади между университетом и оперным театром собралось 40 тысяч человек. Факельная процессия студентов протянулась на 7,5 километра. Вместе с процессией следовали грузовики и автомашины, на которых перевозили «проклятые» книги. Вот как корреспондент американской газеты «New York Times» Фредерик Бирчалл описывал это событие: «Присутствовали все студенческие корпорации: зеленые, красные, фиолетовые и синие фуражки, представители клубов дуэлянтов в роскошных шерстяных беретах, белых рейтузах, синих куртках и в сапогах со шпорами. Они несут знамена, поют нацистские и студенческие песни. К полуночи они подходят к большой площади. На гранитном тротуаре, покрытом толстым слоем песка, возвели огромный похоронный костер из сложенных под углом поленьев площадью около двенадцати футов и пять футов высотой».
Сожжение книг в Берлине наблюдали леди Рамболд с Констанцией, которых в целях безопасности сопровождали несколько молодых и сильных дипломатов. Констанция описывала, как, проходя мимо кострища, студенты бросали в него свои факелы. Вскоре костер загорелся, и языки пламени поднялись высоко в воздух. Леди Рамболд сочла, что студенты совсем сошли с ума. Жена британского посла задавалась вопросом, почему немцы, раз уж они с таким энтузиазмом взялись за уничтожение еврейской литературы, не сожгли и Библию, что «было бы вполне логичным»[283]. Дамы прослушали выступление одетого в нацистскую форму руководителя студенческого союза, который призвал студентов хранить чистоту немецкой литературы. По мере сжигания книг оглашали имена их авторов: Зигмунд Фрейд – «за фальсификацию нашей истории и унижение ее героев», Эрих Мария Ремарк (написавший «На западном фронте без перемен») – «за профанацию немецкого языка и высших патриотических идеалов». Список неугодных нацистам писателей, казалось, был бесконечным. Кроме книг, написанных авторами-евреями, в костер летели произведения Томаса Манна, лауреата Нобелевской премии по литературе 1929 г., Хеллен Келлер и Джека Лондона. С особым рвением в огонь бросали брошюры и книги, изъятые из Института сексуальных наук доктора Магнуса Хиршфельда. В полночь на трибуну поднялся Геббельс и объявил, что «интеллектуализм мертв… немецкая душа снова может самовыражаться».
Костры из книг горели по всей стране. Корреспондент Бирчалл так закончил свою статью: «С дымом в небо уходят не только энтузиазм и предрассудки студентов. В эту ночь сожгли старый немецкий