Не отставай!
Что такое, думаю. А мой провожатый уже на восток полетел, оглянулся и снова кричит.
Не отставай!
Промчались мы над Солёной губой, заваленной островами, и вот уже под нами берега Долгой губы, а впереди проливы Северные и Южные Железные ворота. И ещё дальше – остров Большая Муксалма. В проливе на неровном дне, усыпанном гигантскими камнями, роятся и вспениваются волны двух течений. А на крутых берегах восседают гордые орлы, прилетающие порой с далёких Хибинских гор. Диким взором провожают они проходящие тут катера и, поднимаясь до самых облаков, улетают на заветный остров Анзер.
А вот и валунная дамба. Когда-то на ней стояла тут сторожевая будочка, и монах в прошитых суровой нитью сапожках проверял, есть ли благословение у идущих в Сергиево-Радонежский скит. Здесь находился монастырский скотный двор, потому как нельзя было у стен монастыря держать живородящую скотину, вот и вывели на другой остров.
Простор под небом, вьётся зигзагом широкое полотно дамбы. Её камни омыты, отшлифованы штормовыми волнами, а на волнорезах, дугами расходящихся по сторонам, свалены принесённые морем брёвна – все белые, кривые, с острыми сучьями. Всюду бурые полосы водорослей, собирай – не хочу.
Всё ближе и ближе к нам берег Большой Муксалмы. И вот поросшая по краям сухой травкой дамба осталась позади.
Смотри. Это место зовётся Сад камней, говорит брат воробей.
По правую руку от нас было широкое поле, усеянное камнями. Они лежали то равномерно, то грудами, так, как оставили их более ста лет назад строители дамбы. Здесь царит буйное разнотравье, пусть и прибитое северными ветрами к земле, но пёстрое, цветами своими мечтающее о солнце и жизни: светло-бурым, в разводах охры, сиреневым, ярко жёлтым, малиновым. Белые светлячки ромашек по обочинам дорог, как путеводные звёздочки. Тишина, наполненная ветром. Редкие сосны в этом Саду стоят, похожие на подсвечники, развернули ветви-подставки. Кое-где мелкие то ли озерца, то ли просто морские намывы.
Но где же мой провожатый? Где торопыга-воробей? Неужто он бросил меня здесь?
Нет, быть такого не может.
Я постоял немного, оглядываясь по сторонам, и зашагал к ближнему лесу. Ага, вот и товарищ мой прыгнул с ветки на ветку, скакнул в сторону и пропал в зарослях.
Дорогу обступили деревья и мелкий кустарник. Гляжу под ноги, а там – мама дорогая! – сколько же черники! Сплошной ковёр мха и ягод. Черника сочная, наливная, пусть и не такая сладкая, не хватает ей тут солнца, что поделать. И вороника, ягода Севера, с её чёрными ягодами, большущими, чуть ли не с фалангу пальца. И совершенно безвкусная.
А над зелёным, с россыпью ягод, ковром изгибаются, дрожат «танцующие» берёзки. Ветер, в разное время приходящий с разных сторон, заставляет их расти так. Кажется,