– Растоптали… наши души… – Под тихие слова Гермократа силач, борец, герой города Мирон сопит, отворачивается к стене дома и беззвучно содрогается телом. – Мне было пять… Гранику семь, а Мирону… Мирон, я люблю тебя, преданный друг, – шесть.
Рыдания усиливаются. Приглушённо рыдают три девичьих голоса и два мужских. Только один из присутствующих стойко сохраняет молчание и смотрит в сумрак вечернего неба. Слёзы часто катятся из глаз единственного молчуна. Мегиста встаёт, подходит к нетрезвому зачинателю рыданий, молча обнимает. Гермократ оборачивается к девушке, всматривается и поднимает глаза к холодному серебряному диску луны. Зимний вечер так резко свеж, воздух на Ортигии пронзительно чист. Холодный ветерок с моря уносит теплоту дня. Дождавшись разрыва в горестных рыданиях, Гермократ хлопает в ладоши:
– Нас ждёт дорога на Акрагант! Эта тварь не должна уйти!
О ком говорил в столь неуважительном тоне, для присутствующих не стало загадкой. Мирон, Граник сразу, как по звуку военной трубы, покинули ложа. Покинули кресла и две девушки.
– Лошадей, к сожалению, только три. Нас уже как шестеро. – Гермократ вопрошающе смотрит на авлос в руках Мегисты.
– Мой дом рядом, там две отличных лошади наготове, – тут же вставил поправку Граник.
– У меня дома «труп» и лук с сорока стрелами… – Гермократ упрямо гнёт свою линию. Мирон поднимает указательный палец правой руки к вечернему небу.
– Мы едем хоронить «труп» и… – Мирон не успевает закончить начатое.
– …показать загородное поместье Гермократа! – вставляет Тимоклея. Хлопки от почти трезвых, слегка покачивающихся трёх друзей утверждают предложение Тимоклеи.
На вечерней улице аристократического квартала Ортигии нежданно многолюдно. Добрые Сиракуз не постеснялись расставить у стен домов разностильные парадные стулья и раскладные походные кресла. Когда Гермократ распахивает ворота, он застаёт не менее ста гаморов в окружении домашних и рабов, рассматривающих вечерние звёзды с блаженными лицами.
– Хайре… – только и успевает проговорить ошеломлённый юноша. Гермократ узнаёт глав влиятельных семей филы всадников. – Вы что же, тут давно сидите? Извиняюсь за песнопения!
Извинения, однако, не требуются – пять десятков правых рук одобрительно поднимаются к небу.
– Продолжайте песнопения! – звучит чуть не приказом откуда-то с правого края улицы.
– Я первый по очерёдности нанимаю флейтисток на семейное торжество! – слева ему отвечают деловым тоном зрелого мужа.
– А я второй, как оговорено, на празднество! – Какое именно «празднество» потребовало спешного участия приезжих артистов, не уточняется.
Следом за другом в широком проёме ворот показываются протрезвевшие от удивления Мирон и Граник.
– Что это вы такие заплаканные? – сразу же отлетает от сидящих напротив