– Ну ты так или иначе получишь свой ответ – улыбнулся я.
– Но дело же не в этом. Дело в безопасности. Сейчас он легкомысленно отнесется к свои обязанностям, затем машинист, а итог? Мы все в канаве.
– Или хуже того – торжественно отвечаю я – в пропасти.
– Не ёрничай. Ты же понимаешь о чем я – огрызнулась она. А затем надменно и слегка наигранно отвернулась к окну.
Я вынул большой палец из страниц, в том месте где заложил его и захлопнув книгу, слегка шлепнул по обложке ладонью. Жена возмущенно приподняла бровь, снова повернувшись ко мне, словно проверяя достаточно ли у меня оснований, чтоб так шуметь.
Я отложил книгу на диван, поодаль от себя, и молча, в упор, смотрю на жену. Она чувствует на себе мой взгляд и ее глаза бегают, словно сопротивляются естественному порыву взглянуть в ответ.
Наконец не выдержав, она смотрит мне в глаза и вскинув голову с вызовом спрашивает:
– Ну что?
– Ничего.
– Почему же ты на меня так нагло смотришь?
– Ну что ты, дорогая. Тебе показалось – язвительно парирую я.
Она снова резко вызывающе отворачивается. Она делает так очень часто. Наигранно начинает дуться и строить из себя недотрогу. В нашем возрасте это одна из немногих возможностей проявить чувства, отличные от обыденных – досады и усталости. А впрочем еще и нежности, и какой-то стерильной, неестественной радости. Мне это нравится. Так я каждый раз, словно вновь завоевываю ее.
***
– Думаешь он уже там? – спросил я, бессмысленно глядя в темноту за окном.
– Кто? Твой брат? – откликнулась она, оторвавшись от журнала и открыто глядя мне в глаза.
Ее лицо приобрело то, холодно-безразличное выражение, которое всегда проявляется, когда наши разговоры касаются семьи – словно ничего нового она не надеется услышать, ведь все это мы обсуждали множество раз.
– Да…
– Конечно уже там. Ты же сам знаешь.
– Знаю. И мне снова придется пройти через это.
– Несомненно.
– Вот хоть бы раз, его очень важные дела не позволили ему явиться раньше и не успеть подстроить ее настроение на этот, удобный ему, лад.
– Почему это так тебя раздражает? Это ведь значит, что только когда он держит все под контролем, ему комфортно. Это проявление слабости.
– Ты считаешь? Но почему они не видят этого? Почему потакают ему?
– Они и его родители. Боюсь они этого просто не замечают. А даже если и замечают, разве не должны они проявить терпение.
– О нет. И ты туда же. Я тоже их сын, но никогда не чувствовал ничего похожего по отношению к себе. Мои слабости не были поводом для снисхождения.
– Ты начинаешь себя жалеть и становишься жалким.
– Вовсе нет. Просто у меня это никак ну укладывается в голове. Кажется и ты теперь защищаешь