Вариабельность безподобная порождена мельчайшим сдвигом,
Из некоего шороха нарушившего вечности покой.
Я это сказал на всякий случай, так всякий случай жизнью предстаёт, на перепутье дорог, с которых сойти невозможно, да и не нужно, да и не хочется.
Танец ублажающих речей,
Шёлк вьющихся волос,
Бархат таящих прикосновений,
Грация вытачивается страданием и болью,
Через сито ущерба и пустот душевных дыр просеяна,
Всё либо слишком просто, либо тяжелее некуда,
Золотой середины, похоже, мир давно лишён,
Сопутствуй вдохновение немереное,
Провоцируй на дерзновение строф,
Пусть текут соки муз одиноких,
Влагой ссыпающихся рос,
Словно с розы лепестков, ароматом ветру навеявших,
Словно с ладони кровь, куда макнулись шипы её,
На губах солоноватым привкусом,
Шероховатостью пальцев о нежность алой щеки,
Высохли и впитаны лишений мимолётных следы,
Мы похитили то, что возжелали и видели,
Восхитительный миг,
Стук рвущегося сердцебиения, за края вышедшего,
Извергнувшись из груди.
Луга тропами сглаживаясь предстали мельтешащим трепетом, касаясь лоскутом поверженным взгляда, и шепчет струнными струями ветер, ласковый привет от богини шлёт.
Скобля небесную даль травы ввысь вьются, стопы безчувственно приминают стремление скованной жизни,
Избавленные от тягот творческой мысли, суть свою исполнияют, высшей участи ждут, соучастия немыслимого, всевышнего чуда,
Их форма зыблема, но она всюду,
Количество – источник качественного отличия, масса порождает дифференцировку, но исток гораздо уже устья, он фактически ничто, всему сопутствует разгон, даже измотанное чувство из всплеска однажды родилось,
Значение имеет лишь вектор продуктивного нарастания, творческий рост по сути, остальное же не против в бездне утопнуть, без следа кануть, словно степь сгорая рассеивается в ветру.
Вновь пришёл я в людный край, где внимание не приковать, везде мелькают озадаченные лица, появляются и тут же вмиг сникают, в быту жизнь от неизбежности сокрыв.
– От кого вы прячетесь, горожане? Здесь никого нет, всё только ваши сетования на собственные обереги.
– Неисповедимы наши законы. – Раздался крик скрытый из толпы.
– Да, что же вы? Форма номоса людского проявляется нежеланием и покорностью.
Не любите вы убивать только потому, что не любите быть убитыми, страх быть убиенными в вас произрос, закрыв своей тенью испепеляющий грех неосознанности. Сие дарует спокойствие, но это и тернии, доступная лёгкая жертвенность для тех, чей аппетит неугомонен, чей каприз безутешен.
– Кто бы говорил? Молвишь словно приспешник из миров иных! Вон картофелины цветами покрылись.
– Где я был и где быть мог, даже не знаю и не видел,
Волочащейся усталостью ног наливаются в лужи мотивы,
В душе бездна, она везде и всюду, но вот и дно, и вершина,
Это