ГРОХА. Я что же… Как он ко мне, так и я к нему. Но с Григорием на любое дело и сейчас готов – парень надежный.
КУЗЬМИЧ. С кем уходил Григорий Ревзин?
ГРОХА. Не знаю.
КУЗЬМИЧ. Может, вспомните?
ГРОХА. Мы с Чинилиным раньше ушли, а он еще оставался. Многие еще остались, почти все.
КУЗЬМИЧ. Позже его не встречали?
ГРОХА. Никого из наших не видел, пока сюда не вернулся. А зачем этот разговор?
КУЗЬМИЧ. Узнаете позже. Пока наша беседа секретная.
Когда за Грохой затворилась дверь, Кузьмич прошел к Саше, закурил папиросу.
– Не густо, – задумчиво сказал он. – Кстати, о Ревзине говорил в настоящем времени: «С ним на любое дело готов…»
– М-да, – протянула Саша. – А кто следующий?
Кузьмич заглянул в список:
– Константин Лелека.
Запись беседы с Константином Лелекой
КУЗЬМИЧ. Нам надо быстрее собрать старых работников аппарата УЧК. Поэтому уточняем обстоятельства, связанные с последней эвакуацией из города весной этого года. Надеемся, что это поможет в розыске и возвращении товарищей… Как мне говорили, вы уходили вместе со всеми?
ЛЕЛЕКА. Да, в городе никто не оставался.
КУЗЬМИЧ. Известно, что сотрудники высадились с лодок на противоположном берегу реки, верстах в десяти ниже по течению. Это правильно?
ЛЕЛЕКА. Так и было.
КУЗЬМИЧ. Потом все разбились на мелкие группы и разошлись. И это верно?
ЛЕЛЕКА. Вы все знаете.
КУЗЬМИЧ. Не все. Кто шел первым?
ЛЕЛЕКА. Помнится, Гроха и Чинилин.
КУЗЬМИЧ. А последним?
ЛЕЛЕКА. Не знаю точно – я ушел раньше. Но полагаю, сам председатель и Александра Сизова. Кстати, сегодня она вернулась в город.
КУЗЬМИЧ. Откуда вам это известно?
ЛЕЛЕКА. Моя обязанность – наблюдение за вокзалом и пристанями. Как же мне не знать, кто прибывает в город!..
КУЗЬМИЧ. Резонно… Однако вернемся к эвакуации. Кто ушел после Грохи и Чинилина?
ЛЕЛЕКА. Так сразу и не вспомнишь.
КУЗЬМИЧ. А вы сами?
ЛЕЛЕКА. Где-то в середине…
КУЗЬМИЧ. Вы были один?
ЛЕЛЕКА. Конечно, нет. Председатель Шагин распорядился, чтобы уходили парами.
КУЗЬМИЧ. Понятно. Кто был вашим спутником?
ЛЕЛЕКА. Пожидаев Захар.
КУЗЬМИЧ. И все обстояло благополучно?
ЛЕЛЕКА. Не совсем. Вернее, совсем не благополучно. На шестой день пути, когда мы выбрались к железной дороге, я подхватил дизентерию. Ослаб так, что не мог двигаться. Пожидаев пристроил меня у каких-то людей, сам пошел дальше.
КУЗЬМИЧ. Бросил вас и ушел?
ЛЕЛЕКА. Не бросил. Оставил с моего согласия.
КУЗЬМИЧ. Разумеется, обо всем доложили, когда вернулись?
ЛЕЛЕКА. Меня никто не спрашивал.
КУЗЬМИЧ. Напишите подробный рапорт: где и у кого лечились, в какие сроки, куда направились потом. И о Пожидаеве – как он вел себя в пути, что вам известно о его судьбе.
ЛЕЛЕКА. С тех пор как мы расстались, Пожидаева больше не видел.