– Или если росомаха Хью Джекман. Уверен, у него классная машина.
– Ребята, нужно разобраться во всём этом, – сокрушённо сказал Русаков, – и без вашей помощи я не обойдусь…
Исайчев потянулся за лежащей на журнальном столике пачкой сигарет и, получив на свой вопрошающий взгляд одобрительный кивок, выудил сигарету, прикурив, спросил:
– Я думаю вашим органам внутренних дел эти нюансы известны. Они что не хотят отягощать следствие глухарями? Так?
Русаков промолчал.
– Понятно, – продолжил Исайчев. – Твоя пассия может помогать в этом деле?
– Неофициально.
– По-другому я и не ждал, – Михаил, дважды глубоко затянулся и, затушив сигарету о пепельницу, продолжил, – давай так: сейчас отдыхать, а завтра отвези-ка нас в реабилитационный центр. Я понял ты отца в эти дела не посвящаешь?
Александр встал, готовый проводить гостей по комнатам, на ходу ответил на вопрос Исайчева:
– Отец с виду крепенький грибок-боровичок, ему в этом году восемьдесят три года шарахнуло. Стараюсь оберегать от подобных потрясений. Сказал, что вы прилетели на открытие новой нефтяной вышки.
– Он что не знает о гибели своего партнёра по шахматам?
– Знает… но без подробностей… считает – несчастный случай. И вопрос закрыт.
– А как же? Как мы там вдруг появимся? Он же в центр поехал, – спросил Роман.
– Не волнуйтесь, когда завтра будем готовы выехать, отец начнёт перемещаться в сторону Архангельска. Утром машину пошлю. Хотя он сам за рулём крепче молодого сидит. Всю жизнь по северным дорогам болтался. Опыт! Его не пропьёшь… Но сейчас погода неустойчивая: то пуржит, то подтаивает, слякотно… боюсь одного отпускать…
1944 год. Сартов
Гул взлетающих аэропоездов не разбудил Ефима Мессиожника, валявшегося в конторке склада запчастей на старом пропылённом диване. Он был пьян первый раз за семнадцать прожитых лет.
Всё началось не с момента, когда на базаре он всё-таки взял у старушки царскую медаль за два куска хлеба. И не со встречи у киоска, куда он всё-таки пришёл на свидание с золотозубым блатным парнем. Пожалуй, всё началось с отъезда родителей из Сартова. А может быть, и раньше…
Отец – известный всему городу часовой мастер. Его синенькая будка стояла на Товарке, у переходного моста. Мать заведовала хозяйством интерната для слепых детей. Деньгами не хвастались, но Ефим знал, что считали их каждую субботу, и видел – пачки солидные. Сначала не мог понять, почему папа с мамой не построят хороший дом, а до сих пор живут в тесном подвале с маленькими окошками, в которые видно только ноги прохожих. Что папа скуп, дошло до сознания позже, но не задело – скупость отца не распространялась на единственного