Дверь в душ закрываю, не хочу, чтобы снова спину взглядом сверлила, когда приползет в каюту. Хитрая, мелкая паршивка!
А играла-то как! И мягкой могла быть, и зубы показывала, когда нужно. Расшатывала меня, рвала на части, под кожу лезла. Слабое место искала?
Закрываю воду, когда холод уже невозможно терпеть.
Распахиваю дверь рывком и вижу девчонку у входа. Хочу уколоть ее злым словечком. Сделать больно, но она не поднимает глаз, движется, как сомнамбула. Придерживает рукой больное плечо, пальцами в ткань впивается. Губы мелко подрагивают и шепчут что-то, но на таком расстоянии слов не разобрать.
Вскидывает голову, а во взгляде боль и мольба.
А через секунду она падает, даже не пытаясь смягчить удар и тяжело прикладывается головой о доски пола.
Бренное человеческое тело: сколько не ершись, силы все равно кончаются.
Ария теплая и в моих руках кажется легче кошечки. Волосы скользят по руке и прилипают к еще мокрой коже.
Кладу ее на постель и долго смотрю в никуда. Только через минуту ловлю себя на мысли, что любуюсь ее лицом и вытираю пальцами испарину. Нежная. Хрупкая. Только с виду сильная.
Как Мирида, когда ногу сломала, а все шла по дороге и терпела невыносимую боль, боясь мне признаться. Боясь потревожить. Боясь показаться слабой. Спорились тогда всю дорогу, как подвернула стопу, я и не заметил: слишком занят был своими переживаниями. Ее отец отказался давать благословение на брак, а я взял и украл девушку. Вырвал из семьи и увез на корабль.
Больше они ее не видели, да и она их. Плакала по ночам в подушку, я знаю, что скучала, но никогда не говорила об этом и не жаловалась. Потому что любила, верила в меня, а я…
Отстраняюсь от Арии и стискиваю кулаки в волосах, до хруста эмали давлю зубы. Боль физическая для меня ничто, боль потерь давно выела в груди дыру. До сих пор помню, как жена умирала, тот день перед глазами стоит. Ненавижу себя за это. И никогда не обреку эту девочку на тоже самое. Пусть лучше я тресну пополам от дикого вожделения, чем трону ее пальцем.
Укрываю Арию пледом, стараясь не смотреть и не ласкать ее тело взглядом. Получается с трудом, с напряжением, что опоясывает поясницу.
Закрывая каюту на ключ, надолго ухожу на палубу. Зову команду и даю им такой разгоняй, что они не знают, куда деваться. Ворчат, стонут, но делают.
Риччи крутится возле меня, осуждающе мотая лохматой светлой головой и озадаченно потирая бороду, но я отмахиваюсь от его немых нравоучений и ухожу в кухню. После долго вожусь с тросами для парусов и пропадаю в своем маленьком тайном логове возле мостика.
Возвращаюсь в каюту, когда ночь опускается на морскую гладь и раскрашивает воды оттенками индиго.
Пюре из овощей и печеная рыба на подносе. Я готов поставить девушку на ноги, но как дочь. Хватит с меня любви: наелся. Не в этот раз.
В каюте тихо. Полумрак ползет за ногами и кутается