– Все вон, – произнес князь Шуйский своим людям.
Но убраться из главного зала посчитали правильным все слуги. Остались только князья и хозяин дома, спровадивший во двор упиравшихся людей Мстиславского, продолжающих робко и слегка недоуменно тыкать в его сторону бумагами. Эка он неосторожно… за неуважение могут принять… Впрочем, уже не важно.
– Господа… – не отрывая ладони от лица, глухо произнес Юсупов. – Ежели кто пожелает выйти из персидского проекта прямо сейчас, я не буду иметь претензий.
Будто капитан тонущего корабля, призывающий благородных друзей покинуть борт, а не сражаться с необоримой волной.
Император – это слишком много для авантюристов, пожелавших обогатиться на чужбине. Их корабль уже шел ко дну, не успев выйти из порта, а значит, они, мудрые и осторожные, несмотря на кучу ценной информации, вложенной в проект, сделают так, как делали всегда. Зафиксируют убытки и забудут. Тем более что нет урона чести, если отпускают просто так…
– Прощу прощения, я должен заняться семьей, – первым грузно поднялся из-за стола князь Долгорукий. – Мой внук наделал дел… – вышагнул он из-за стола, одернув пиджак.
– Господа, вы всегда желанные гости в моем доме, – неловко встал князь Галицкий и, не отрывая взгляда от пола, шагнул на выход.
Но напоследок оба все же оглянулись на замершего на стуле Юсупова, Шуйского, а также – самую малость изумленно – на Панкратова. Он что, не понимает, что война с Черниговскими все равно будет, а также со всей остальной сворой, что почувствует слабость Юсуповых и негласную поддержку императора? Да, не сейчас, но это как с хронической неудачей: человек сегодня может выглядеть бодро, но уже завтра – уйти в могилу… и этот недуг заразен для окружающих. Сейчас будет только отсрочка – словно от крайне дорогостоящего, но, увы, одноразового препарата…
– Постойте, – заставил их замереть на полшаге от выхода голос Еремеева. – На правах хозяина дома… Так неправильно: просто уйти – и всё. – Мужчина с силой потер себе лицо. – Давайте я выкуплю у вас ваши доли, чтобы соблюсти приличия. Пожалуйста.
Галицкий и Долгорукий переглянулись и пожали плечами. Действительно – эти отношения было бы логично завершить сделкой, а не молчаливым уходом за порог.
– Вот, – чуть неловко из-за торопливости выгреб Еремеев какую-то мелочь из кармана и высыпал на край столешницы.
Часть копеечных монет упала и прокатилась куда-то в угол зала.
Молча подошел Долгорукий, чуть нахмурился, глядя на россыпь, и забрал себе более-менее непотертый рубль, тут же отвернувшись от стола. Галицкий не глядя сгреб пятидесятикопеечную монету и направился на выход вслед за Долгоруким.
Дверь затворилась, оставив в тишине за большим столом пятерых человек.
– Вася, ты тоже иди, – обратился Шуйский к Давыдову,